– Как я могу что-то разглядеть, если мы не видим в темноте?

– И вы не видите? – обратился Генрих к Ламтаку.

Тот замотал головой.

– И орки? – уточнил Генрих.

– И орки, – пожал плечами Бурраш. – По крайней мере, так далеко.

– Ну, неужели вы совсем ничего не чувствуете?

– Ну, почему не чувствуем? – возразил Мартин. – Там есть какой-то водоем на дне, это я хорошо чувствую.

Генрих с помощником снова переглянулись, на этот раз они выглядели озадаченными.

– Но как? – просил Генрих.

– Что – как?

– Как вы узнали о водоеме, ведь озеро в полумиле за поворотом?

– Пустяки это, – произнес Ламтак и встряхнул факел, чтобы тот разгорелся ярче. – Как нам найти золотую пантомиму?

– О! Это не так просто.

– А в чем проблема, командир Генрих?

– Чтобы получить золотую пантомиму, нужно взять на абордаж корабль прицепов, а он стоит в бухте. Чтобы атаковать корабль в бухте, нужно овладеть плато Компаторес, но чтобы овладеть Компаторес, нужно отбить два плато поменьше и повыше – Гогуцаги и Призрачное.

– И что, командир, мы вчетвером должны захватить все эти ваши плато? – удивленно спросил Рони, держа изготовленный к стрельбе арбалет.

– Нет, у нас имеется немалое войско, только…

– Что – только?

– На такой высоте у них короткое дыхание.

– А у нас?

– А вас лучше. Мы поставим вас на фланг, и враги не догадаются, а когда сойдемся – вы поможете выиграть победу для всех.

Рони повернулся к Мартину, и тот неожиданно улыбнулся.

– А что, это нам подходит.

79

Генрих не соврал, время по эту сторону горы действительно запаздывало, и восход застал группу в пути. Они поднимались по каменистым тропам, и по мере того как всходило солнце, первые его лучи выхватывали из темных ущелий природные балконы, полочки с деревцами и небольшими лужками, полными сочной травы, но не доступными никому, кроме птиц.

Кое-где на склонах дремали целые клумбы горных пионов, которые не раскрывались раньше полудня, и только смелые ромашки первыми поворачивались навстречу солнцу и были вознаграждены вниманием путников.

После длинного четырехчасового перехода, когда стало заметно припекать, Генрих объявил привал в рощице из двух дюжин фиговых деревьев, плохо приживавшихся в горном климате. Плоды на ветках были немногочисленны и еще не успели созреть, тени деревья тоже давали немного, но больше, чем от жары, путники страдали от голода. Точнее, отряд Мартина, а Генрих и его помощник Птюц на голод не жаловались.

– Мы знаем, что вы должны есть мясо, – сказал Генрих.

– Да ладно, мы можем потерпеть, – отмахнулся Мартин, понимая, что в их положении лучше не напрягать принимающую сторону излишними требованиями. Однако Генрих был иного мнения.

– Нет-нет, Мартин, вы хорошо дышите на высоте и любите мясо. Мы это очень хорошо понимаем. Нет мяса – нет работы на высоте. И вот – извольте.

Он царственным жестом указал на Птюца, который вдруг вытащил из неприметного тайника большие круги колбасы из овечьих кишок – хватило бы для целой роты.

– Огромное спасибо за такой подарок! – воскликнул Бурраш, вскакивая с мягкой подстилки из горной травы.

Выхватив у Птюца колбасу длиной в локоть, он отломил кусок и, попробовав, кивнул:

– Попахивает, конечно, но вполне съедобна.

– Она лежала здесь восемь дней, так что, возможно, слегка испортилась, – доложил Генрих, и Мартин с Буррашом обменялись взглядами.

– Эй, да они о нас знают больше, чем мы сами! – высказался Ламтак, но его не поддержали.

– Хватит болтать, братцы, – сказал Мартин. – Жуем колбасу и радуемся, а всякие обстоятельства потом выяснять будем. Все равно нам сейчас никто ничего не объяснит.

– Я немного объясню, – поднял руку Птюц. – Двадцать дней назад я получил приказание и побежал вниз к пастухам в долину, потому что они едят колбасу и их овцы самые тучные. Денег за мясо отдали изрядно, госпожа Середа приказала не скупиться.

– Сплошное колдовство, – сказал Рони и, подойдя к Буррашу, получил свой кусок колбасы, крепко просоленной и сдобренной специями.

– Хорошо бы к этой штуке хлеба свежего, – начал мечтать Ламтак.

– Скажи еще – сливочного соуса, – предложил тему Мартин и, закрыв глаза, зажмурился, вспомнив, как сотни раз представлял этот соус в своих тюремных снах.

– Сами мы мясо не едим, потому пришлось спускаться к пастухам, – снова пояснил Герман.

– А рыбу едите?

– Рыбу – да, но колбасы из рыбы не сделаешь.

– Это точно.

– Ну чего, может, пойдем уже? Где ваше войско?

– Мы уже идем к нему, – заверил Генрих. – И осталось совсем немного. Подняться и спуститься.

80

И они снова пошли горными тропами, спусками и подъемами. Солнце поднялось в зенит, затем, словно нехотя, потянулось к горизонту и задержалось где-то на пяти часах дня. Там был еще один привал, но уже без колбасы, только с водой из ручья. И снова часовой переход, после которого перед гостями предстал развернутый на горном плато воинский лагерь примерно на четыре сотни солдат.

Группа прошла мимо часовых, которые достаточно пристрастно проверили прибывших, и вышла на плац размером тридцать на сорок шагов.

На плацу находился взвод солдат в полном боевом снаряжении. Построенные в шеренгу, они под присмотром сержанта занимались странными упражнениями – оттягивали руками туго пристегнутые панцири и делали несколько быстрых глубоких вдохов, затем выхватывали мечи, имитировали атаку, снова убирали мечи и повторяли дыхательное упражнение.

– Чего это они делают? – спросил Рони.

– Дыхание накачивают, – пояснил гном и сам вздохнул.

Сержант заметил Генриха и, подбежав к нему, поприветствовал, хлопнув себя ладонью по стальному панцирю:

– Здравия желаю, командир Генрих! Мой взвод занимается накачкой дыхания!..

– Привет, Тальбус. А почему другие сержанты не тренируют своих солдат?

– Места мало, мой командир, поэтому две роты поднялись на снежное плато, там еще тяжельче дышать, зато и тренировки лучше.

– А если глостеры навалятся, а роты на снег ушли?

– Вдруг не навалятся, мой командир, у нас на всех тропах часовые, и разведку полковник Шорр выслал еще утром.

– А где он, кстати?

– В шатре, мой командир, должно, опять карту рисует.

– Ладно, продолжай тренировать взвод, а мы навестим полковника.