Сам Лэки не имел ни детей, ни жены – в Метрополии, по его убеждению, семейный союз являлся лучшим способом растранжирить средства, а Артур с детства отличался не то чтобы скупостью, но бережливостью. Год на Кассандане еще более укрепил его в ненависти к мотовству и к «этим свиньям колонистам», эгоистичным до мозга костей, помешанным на бесконечном потреблении. Да, Кассандана была отвратительна, но еще более отвратительными выглядели ее «старые лорды» – навозные жуки, чьи предки, вторгшись в этот мир, нахапали себе столько земли, сколько смогли увидеть. Никакой власти и никаких авторитетов для этой публики не существовало. Власть колонисты избирали сами из таких же, как сами они, а соглашаться могли только с теми, кого считали ровней.
Именно из-за них, по убеждению жителей Метрополии, Империя тратит немыслимые средства на военное ведомство вместо того, чтобы хоть как-то помочь миллионам несчастных, которые не могут приспособиться к жизни в этом жестоком мире. Именно они, бессердечные негодяи, с утра до ночи ковыряющиеся в своем навозе, требуют освоения все новых и новых планет, на которые опять-таки нужны деньги. И уж, конечно, ни о каком справедливом обществе колонисты не желают и слышать – доброй волей они не отдадут страждущим даже крохи от своих богатств!.. Им лучше отправлять своих детей в войска, чтобы те с малых лет приучались к звериной жестокости, а потом голосовали за тех, кто высшим благом считает законы волчьей стаи. Тот, говорят они, кто не желает добывать свой кусок хлеба, – пусть не просит ни о чем. Но разве в этом высшее предназначение Человека? Еще в лицее Артур Лэки пришел к выводу, что человек должен трудиться столько, сколько считает нужным; если же трудиться он не может в силу особенностей характера, справедливое общество должно обеспечивать его всем необходимым. В Метрополии так и было, тогда как колонии виделись ему каким-то брутальным миром, который населяли грязные, обвешанные оружием полузвери, лишенные малейшего сострадания к ближнему.
Прожив год на Кассандане, он понял, что на самом деле все намного хуже. Нет, колонисты не были «грязны» (скрепя сердце Артур вынужден был даже признать – во многих областях они оставили Метрополию далеко позади, а Кассанданская Классическая Опера выглядела подлинным бриллиантом), но их заносчивый, хамский эгоизм вызывал у Лэки отчаянную ненависть. Здесь не действовали никакие социальные программы, несчастных людей буквально кнутом гнали на работу, потому что неработающий мог рассчитывать лишь на благотворительные фонды, а те отнюдь не стремились оказывать помощь системно, то есть в течение всей жизни страждущего. Колонии были не просто испорчены – их жители, особенно потомки первопоселенцев, истово верили в нелепые, пещерные установки на «суровый труд» и «движение вперед», а слово «справедливость», по его мнению, было им неведомо вовсе, поэтому ни о каких переменах к лучшему не стоило и думать. Выбить из этих каменных истуканов хоть что-нибудь можно только насилием.
– Но все-таки я совершенно не понимаю, чем мог привлечь ваше внимание. – Лэки набрал полную грудь воздуха и выпрямил спину – настолько, насколько это было вообще возможно. – Я, повторяю, всего лишь экономист, я… я никак не вижу себя человеком, достойным того, чтобы за мной приезжали, – он оглянулся на Ярославцева, спокойно сидящего в полутемном углу кабинета, – и везли… сюда.
– Именно! – радостно вздернул свой галльский нос подполковник. – Именно что экономист, дорогой мой мастер Лэки! Ну-ка, расскажите-ка мне вы, любитель экономии, куда делись триста шестьдесят тысяч наличными, которые ваши помощники недавно получили в «Рива-банке»? А, мастер Лэки?
– Эти деньги… – Артур ощутил, как холодеют его губы, – они пошли на благотворительность, как, впрочем, и положено.
– Наличные? – прищурился Фарж. – На благотворительность? Мастер Лэки, вы поймите одну вещь… мы тут все – профессионалы. Мы тут со всякими пиратами общаемся, с гандилерами… вы когда-нибудь видели живого пирата? Ах, ну да, откуда? – Подполковник сокрушенно хлопнул по столу и сунул в рот сигару. – Так я это к чему… понимаете, если я дошел до такой жизни, что мне пришлось посылать за вами своего подчиненного, то я как профессионал обязан был к нашей беседе как следует подготовиться.
– Я работаю в благотворительном фонде Метрополии, – деревянно произнес Лэки. – «Райская долина», э-ээ… иногда осуществляет передачу средств страждущим в том виде, который представляется им наиболее удобным. В Метрополии так принято.
– Но не очень принято здесь, – улыбнулся Фарж. – Особенно когда такую сумму получает один-единственный «страждущий». Мне не лень повториться, мастер Лэки, я не ленивый – я хорошо подготовился к нашей с вами встрече. И мне от вас нужно только одно – чтобы вы подтвердили то, что мне уже известно. Я хочу услышать это лично от вас, дорогой Лэки. Я хочу услышать – кому?.. всего-навсего! – и вы спокойно покинете Резидентуру, чтобы двигаться в любом выбранном вами направлении.
– Вы пытаетесь меня запугать? – Артуру ужасно хотелось, чтобы его голос прозвучал язвительно, но он вдруг понял, что ничего не выйдет. – Как можно запугать благотворителя?
– О-оо, – порадовался Фарж. – Начинается самое интересное! «Благотворителя», – передразнил подполковник, и у него с сарказмом получилось неплохо, – вас, мастер Лэки, я ничем пугать не стану. Я всего лишь передам вас в руки представителей Финансовой Гвардии, а у них лютая, страшная аллергия на всяких там благотворителей из Метрополии. Они даже чихать начинают… смотрите только, чтобы вам не потонуть в их соплях. Вы знаете, что такое сорокавосьмичасовой допрос? Ах, вы думаете, им закон не позволяет? А они вот считают, что в отношении тех, кто раскармливает бездельников и воров – закон не очень действует.
Артур прерывисто вздохнул. На Кассандану он отправился не за заработком, а по зову сердца.
«Ты должен помочь людям, которые хотят, чтобы их услышали, – сказал ему тот, кого он считал своим учителем. – Эти люди бедны, совсем бедны. Если мы сумеем оказать им поддержку, они заставят гнилое колониальное общество прислушаться к своим словам. Контрпропаганда должна быть громкой, иначе колонисты даже не пошевелятся. Только так, Артур, мы сможем проложить путь к справедливости…»
Правда, совсем бедных он здесь так и не увидел, но это не имело никакого значения. Кассандана была бесчестна и жестока во всем.
И еще более жестокой могла оказаться Финансовая Гвардия…
– Я не знаю его имени, – сами собой прошептали губы Артура Лэки.
– Конечно, – развел руками Фарж. – Но ведь вы общались с ним?
– Связь была односторонней. Он прислал мне два сообщения. Обычные отправления автоматической почтой, на стандартных бланках по двадцать центов за штуку. Сперва – распоряжение снять деньги, потом – место передачи: камера хранения в деловом центре Майлза.
– Номер камеры?
– Двести двенадцать…
– Каким паролем он пользовался? Как он подписывал сообщения?!
Лэки мотнул головой.
– Вильгельм… просто Вильгельм, и все. Больше я ничего не знаю… честное слово!