«Ай да Шкарбут, ай да ходок, сукин сын, уестествил всё-таки Карменситу», – весело подумал Марков и приказал:
– Беги за своей цыганочкой, пока она весь штаб на ноги не подняла. Будешь потом отмазываться от обвинения в изнасиловании в рабочее время и на рабочем месте.
Помощника как ветром сдуло.
Сергей Петрович вошёл в кабинет. Здесь царил обычный порядок. Только на паркете рядом с кожаным диваном валялась красная роза.
Иосиф Виссарионович приехал в Кремль с Ближней дачи непривычно рано – в половине девятого утра. Наркомы и прочее начальство, а также все сотрудники различных ведомств, приученные к ночному режиму работы вождя, в это время видели первые сны. А самые невезучие только добирались до собственных квартир.
Он вошёл в свой кабинет, проветренный, но окна наглухо зашторены, привычным жестом включил настольную лампу. Круг света вырвал папку с полустёртым золотым тиснением «К докладу». Каждое утро Поскрёбышев собирал в неё срочные бумаги. Сегодня поверх кожаной обложки лежали какие-то листки. Это был непорядок. Вождь поднёс бумаги к глазам: какой-то аккуратно вырисованный план с подписями латинскими буквами. Рассеянно отбросив чертёж, Сталин обнаружил письмо: «Сосо! Как обещал, посылаю тебе копию плана Аристотеля Фиораванти. Я позволил себе отметить один из лазов. Он выходит в тот самый коридор, где скрылся твой «призрак». Думаю, других доказательств рукотворности твоего «чуда» не требуется. Всегда твой Георгий».
Хозяин снова взял первый лист, внимательно изучил схему. Судя по ней, тайный ход в стене соединялся с подземным туннелем, который исчезал за кремлёвской стеной. «Как бы не пришлось самому воспользоваться», – подумал Сталин, представил себя ползущим по узкой каменной кишке и невесело рассмеялся. Автоматически отложил записку Гурджиева. Под нею оказалась ещё одна страница, тоже исписанная характерным стелющимся почерком гуру: «Учителя спросили, надо ли отвечать добром на зло? – А чем тогда вы будете отвечать на добро? – спросил Учитель. – Добром следует отвечать только на добро. На зло надо отвечать не злом, а справедливостью». Сосо хмыкнул. Совет мудрый и своевременный. Но откуда у старого друга такая осведомлённость о ситуации, в которой оказался он, Иосиф? Вождь нажал кнопку вызова, в кабинет тут же вошёл Поскрёбышев.
– Кто принёс это? – показал на лежащие на столе бумаги Хозяин.
– Я, – растерялся секретарь. – Как и каждое утро. Папка «К докладу».
– Я говорю не о папке. Я говорю вот об этих документах. – Почему Сталин назвал послание от Гурджиева безликим словом «документы», он и сам не смог бы объяснить. Возможно, сам того не понимая, не захотел, чтобы кто-либо знал о его контактах с просветлённым.
– Кроме меня и уборщицы в кабинет никто не входил. Пока шло подметание и протирание мебели, как и положено по инструкции, присутствовали я и прикреплённый командир управления охраны. Он стоял в дверном проеме, но мог наблюдать всё пространство помещения. Незаметно подложить бумаги никто из троих не мог.
– Хорошо, – промолвил Иосиф Виссарионович, – можете вернуться на рабочее место.
Вождь с самого начала понял, каким образом появилось на его столе письмо. Он думал, что Гурджиев способен проникать в любые апартаменты, оставаясь незамеченным. То, что это доступно старому надёжному другу, ещё в первый раз неприятно удивило Хозяина. Особенно в нынешних обстоятельствах. «Не кабинет, а проходной двор, шени деда, – выругался он про себя. – С этим надо что-то делать».
Через семь лет, в 1948 году, автомобиль Гурджиева попадёт в аварию. Гуру погибнет. Он всегда любил гонять на предельных скоростях. Но всё же поползут слухи, что катастрофа подстроена. И что заказчиком несчастья был Сталин, а исполнителем – Берия.
Лось всю ночь метался по кабинету, матеря Маркова, вождя, Берию, всю свою идиотскую жизнь. Прикончить злобного сморчка – святое дело. Именно поэтому нельзя было объединяться с НКВД. Правый суд этим будет низведён до разборки среди властвующих крыс. Стать такой же крысой? Лучше сдохнуть.
В половине девятого без стука вошел Хрусталёв, осмотрел начальника, вздохнул и покачал головой:
– Выгляд, как после глубокого запоя.
Владимир удивился, с чего это майор позволяет себе… А Иван Васильевич торопливо заговорил:
– Ты всегда был мне симпатичен. Ещё с времен, когда я вёл твоё дело. Потому сейчас и пришёл предупредить. Хочешь, беги; хочешь, стреляйся. Потому что за тобой уже идут. Лаврентий Павлович не прощает, если от его предложения отказываются. А на тебя у них есть столько, хватит, чтобы заживо похоронить…
В этот миг в коридоре раздались торопливые шаги, распахнулась дверь. В кабинет вошла Люсечка в сопровождении двух лейтенантов в форме наркомата внутренних дел.
– Ну что, Володечка, – весело произнесла блондинка, – собирайся. Поехали.
– Милая, я не могу, – объяснил Лось. – Служба.
– Ты не понял. Твоя служба закончилась, – засмеялась бортбуфетчица. – Жаль, в постели ты был хорош. Но ничего не поделаешь. Нельзя нарушать одиннадцатую заповедь Господню. Знаешь?
Владимир растерянно молчал.
– Не будь дураком, – наставительно произнесла девушка.
– Так ты меня брать пришла? – начал что-то понимать Лось.
– Дошло, наконец? А то «Люсечка, Люсечка». Позволь представиться: для тебя с сегодняшнего дня – Людмила Игоревна Сумова, следователь по делу об обвинении врага народа Лося Вэ Эн в подготовке покушения на вождя мирового пролетариата товарища Сталина.
Словно по команде, лейтенанты бросились с двух сторон к генералу, отработанным движением вывернули ему руки за спину. Они не учли огромной силы гиганта. Лось напряг мышцы. Опера пытались удержать арестованного, но тот ударил пяткой одного, второго отшвырнул, как котёнка, и выскочил за дверь.
– Держи, – завизжала Люсечка. Лейтенанты рванулись в коридор. Послышались звуки ударов, кто-то грохнулся об пол. Девица растерянно посмотрела на Хрусталёва. Тот криво ухмыльнулся и наставительно произнёс:
– Не стучите лысиной по паркету.
На обед в столовую Марков не пошёл, потому что ровно в час, тихо постучав, вошла Тата. Она комкала в руке мокрый платочек, часто поднося его к носу.
– Сергей Петрович, – быстро заговорила девушка, – извините меня, сама не понимаю, как это получилось, но больше никогда…
– Это ваше личное дело, – сухо ответил генерал. – Только не нужно, чтобы такое… – он замялся, пытаясь подобрать тактичное выражение, – ну, вы понимаете, происходило на службе. Тем более, Филипп Максимович – человек женатый.
Татьяна снова заплакала:
– При чём тут его семейные дела? Я люблю вас!
«Интересный расклад, – подумал Сергей. – Любит меня, а перепихивается с полковником».
«Цыганочка» подошла вплотную, привстала на мыски. Теперь она смотрела мужчине глаза в глаза, прижалась к нему так, что сквозь тонкое платье Марков чувствовал упругую грудь и твёрдый, прокачанный живот.