У здоровяка брови поползли из-под оправы очков.
– Машинки – это…
– Ну да. Лучше всего «ТТ».
– Вы в своём уме? – возмутился интеллигент. – Чтобы я вам доставал оружие…
Куцубин приложил палец к губам и издевательски показал глазами на двери соседних квартир.
– Мы же не налёты собираемся совершать. Нам волыны для самозащиты нужны. Неспокойно в Москве.
Игорь Саввич уже взял себя в руки.
– Я узнаю, – сухо сказал он. – Зайдите дня через три.
– Через три дня может быть поздно, – вмешался Косой. – И никто не узнает, где могилка моя, – с трагическим надрывом пропел он.
– Хорошо, – процедил атлет сквозь зубы. – Позвоните завтра. Из автомата, а то с вас станется… Ни о чём не спрашивайте, только назовитесь, да не именами, а так как-нибудь. Посланцы, что ли. Я скажу, да или нет.
Информация лейтенанта Сумовой о провокации, угрожавшей жизни фигуранта-2 операции «12 апостолов», которую курировал лично товарищ Сталин, была немедленно передана куратором лично Богдану Захаровичу Кобулову. Тот посчитал необходимым доложить о происшествии Лаврентию Павловичу, так как знал, что нарком проявлял интерес к возвращённым Вождём в строй командирам.
Берия выслушал заместителя очень внимательно.
– Чёрт знает что в Москве творится, – довольно улыбнулся он. – Значит, уголовники чуть было не зарезали заместителя начальника Управления охраны? И только наша сотрудница его вызволила? Это хорошо…
Немного подумав, Лаврентий Павлович задал неожиданный для Кобулова вопрос:
– А кто звонил этому Лосю, установили?
Богдан Захарович прошёл хорошую школу. Отправляясь с докладом к «шефу», он тщательно готовился.
– Самое интересное в ситуации, что на генерал-майора вышел резидент Ивакина. Тот самый его единственный канал связи со столицей, который мы ему оставили.
– Единственный? – снова усмехнулся Берия. – Мой старый друг Джаба не тот человек, чтобы удовольствоваться единственным каналом. Да ещё зная, что он контролируется. Поработай с резидентом. А дэбилов уголовных ты пока не трогай. Они ещё пригодятся. Очень, знаешь ли, полезный народ – дэбилы.
Перехватив удивлённый взгляд Кобулова, наркомвнудел пояснил:
– Нет у тебя артистизма мышления, Богдыхан. Они ведь охотятся на Лося? Где Лось, там и Марков. Помнишь, сколько сил пришлось потратить, чтобы доказать, что в Мироныча стрелял рогатый муж? И всё равно многие не поверили. А тут всё будет чисто. Исполнители – чистые уголовники, с нами никаких связей. Причина – ещё лагерные разборки. Так что ты, Богдан, этих… как их там, шушеру блатную, не трогай.
Игорь Саввич был бледен, губы дрожали, стекла очков затуманили слёзы ужаса.
– Я последний раз спрашиваю, – проговорил Богдан Захарович Кобулов, – кому вы сливали информацию о заданиях, которые получали от Джабы Ивакина? Надеюсь, как интеллигентный человек, вы обладаете развитым воображением. Вот и представьте себе картину того, что произойдёт, если вы откажетесь сотрудничать с органами.
– Я… Я готов рассказать всё, что знаю. – Атлет чуть не плакал. – Но поймите, я давал подписку о неразглашении. Получится, что я её нарушил?
– Кому вы давали подписку? – не повысив голоса, спросил замнаркома.
– Вам, – с отчаянием воскликнул молодой человек. – Органам.
– А вы знаете, кто перед вами?
– Нет. Наверное, вы следователь?
Допрашивающий презрительно ухмыльнулся:
– Я заместитель наркома внутренних дел товарища Лаврентия Павловича Берии Богдан Захарович Кобулов. Удостоверение показать?
Игорь Саввич заплакал, тихо подвывая и стирая слёзы со щёк огромными ладонями. Потом, захлёбываясь словами, стал колоться. Он рассказал, как добрый человек Джаба Ивакин заметил подающего надежды студента-историка, поддержал финансово, дал непыльную, но высокооплачиваемую работу научного секретаря. Когда искусствоведа-бандита арестовали, он оставил помощника «на связи». Через пару месяцев нагрянули чекисты.
– Меня возили во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Там так страшно…
Тут его и отыскал некто Аш Зиновий Ефимович, сотрудник органов, приласкал, вытащил из кутузки… И завербовал, обязав сообщать о каждом поручении профессора-бандита.
Богдан Захарович внимательно слушал, делая «вечным пером» пометки в толстой книжице в кожаном переплёте. История с поисками неведомого интеллигента Кобулова вроде бы и не заинтересовала. А когда атлет сообщил, что Куцый со своей бандой попросил достать огнестрельное оружие, на мясистом лице замнаркома обозначился интерес.
– Для чего им пистолеты? Они намерены совершить теракт против заместителя начальника Управления охраны?
– Не знаю, – растерянно ответил «амбал».
– Это необходимо выяснить. Когда уголовники начнут вилять, можете сообщить им, что знаете, что каждый дал подписку о сотрудничестве с органами и теперь они ссученные. Или козлы. И выбраться из этой щекотливой ситуации способны помочь только вы. Это поможет добиться полной откровенности. Впрочем, на их просьбы в разумных пределах можно откликаться. С моего, разумеется, ведома и с моей помощью.
С этого момента будете исполнять мои распоряжения. Не увиливая, конечно, и от приказов Ивакина, и от инструкций товарища Аша. Но о каждой просьбе вышеназванных будете сообщать вот по этому телефону. Подчёркиваю, даже если информация покажется незначительной, вы обязаны без промедления довести её до сведения моего сотрудника. Зарубите это себе на носу.
Амбал часто кивал, не сводя преданного взора со своего нового – и такого высокопоставленного – начальника.
– Конечно-конечно, даже не сомневайтесь. Выполню всё в наилучшем виде.
Богдан Захарович отослал сотрудников, так и не разрешив произвести полноценный обыск. Уже двинулся к двери, но обратил внимание на рояль:
– Это ваш инструмент?
– Да, – смутился Игорь Саввич, – на досуге музицирую понемножку.
Заместитель наркома вздохнул и попросил:
– Сыграйте «Аппассионату».
Атлет торопливо поднял крышку, пододвинул стул, бросил толстые пальцы на клавиши: «там-та-там, там-та-там, там-та-та-там».
– Нечеловеческая музыка, – растроганно сказал Кобулов, когда отзвучали последние аккорды. – Такое величие человеческого духа. После неё хочется всех подряд гладить по головке. А это сейчас нельзя. По черепам врагов надо бить, – он махнул тяжёлым кулаком, – бить, бить.
Резко повернулся и, не прощаясь, вышел.
Несмотря на сырость и навалившийся невесть откуда туман, у входа на Главпочтамт пахло свежепомолотыми кофейными зёрнами. Аромат разносился из магазина «Чай. Кофе», расположенного на противоположной стороне неширокой Мясницкой улицы.