– По-английски пишется Манчестер, читается Ливерпуль! – выкрикнул Шептун. Это был местный клоун, вечно пытавшийся всех рассмешить.
Горгона присела и легонько рукой провела. Видел я этот жест, только раньше она при этом щелкать языком начинала да свистеть, а сейчас все делала тихо. На нее особо не смотрели, может, только я и заметил.
А рядом с ней стоял, словно прилепился, Светлячок. Мальчик-огонек, появившийся вчера в «Детском саду» и с ходу поразивший воображение моей мамы и Эйнштейна. Тот самый, который из обычного графического теста сделал пазл, а на картинке нарисовал себя, сгорающего на городской площади. По своему обыкновению, он мерцал, причем довольно ярко… И Горгона вдруг бешено развернулась на него:
– Да отскочи ты, малек! Зачем мешаешь?
Она в сердцах сбросила со станка разводной ключ. Светлячок ей помешал?! Чем же, интересно знать?
Это было вправду страшно интересно. Дело в том, что Светлячок сейчас не просто мерцал, а пульсировал с модулированной частотой и амплитудой. Почему это вдруг не понравилось Горгоне? Причем именно в тот момент, когда она хотела повоздействовать на своих друзей? Так-так, подумал я. Возьмем на заметку.
Не сумев повлиять исподтишка, Горгона вышла в центр гаража, привлекая к себе внимание…
Наша ведьма щеголяла в новом прикиде, успела где-то переодеться, и это было что-то с чем-то. Может, для того и упорхнула она от меня после КПП, чтобы нарядиться? Я-то думал, более нелепой одежды, чем та, в которой она ходила по Зоне, придумать невозможно. Почему невозможно? Да вот же! Синие нестираные джинсы плюс черные военизированные «берцы». Сверху – распетушья попугайская футболка, поверх которой – черная майка (да-да, майка поверх футболки). На майке девиз: «Кайф неуместен!», а на футболке – специально сделанные прорехи. На джинсах тоже прорезаны дырки – на бедрах, на коленях. И куча фенечек на руке, которым я названия не знаю… И еще очки.
На сей раз она была в очках, вызывавших странные сомнения и наводивших на раздумья. Потому что вещица, сидевшая на ее носу, была сложнейшим прибором и поразительно напоминала другой прибор в форме очков – тот, который фрау Рихтер позавчера нам с папой продемонстрировала (Боже, неужели это было так недавно?). Неизвестно, те же самые это очки или второй экземпляр, двойник позавчерашних, но сходство потрясающее. Я спросил об этом сходстве у Натали сразу, как встретились, еще когда она вела нас с малышами в гараж. Не ответила, нагрубила.
Короче, функция этих «очков» о многом мне сказала. Если во время визита ее мачехи у меня не хватило времени, да и в качестве «сына сталкера» я тогда был еще слабоват, то сейчас разобрался что к чему. Это был полиграф. Он же детектор лжи. Но не простой, тупо регистрирующий всевозможные физиологические реакции организма, а девайс последнего поколения, мощный комп с датчиками. Этот аппаратно-программный анализатор оценивал не только биометрические процессы, но и, что куда эффективнее, микромимику лица. Я про такие разработки читал, но живьем видел впервые.
И стало понятно, почему госпожа Рихтер заявилась к моему отцу. Услуги сыщика ей были не нужны, на самом деле она проверяла, не встречался ли уже Макс с Натали. Задавала контрольные вопросы и отслеживала на полиграфе реакцию. Рассуждала так: если Натали искала сталкера Пинк Флойда, значит, обязательно вышла бы на Макса, который, собственно, и есть Пинк Флойд…
Итак, девушка вышла на сцену и приступила к тому, ради чего была рождена, – править и распоряжаться.
– Все быстро заткнулись. Я сказала, захлопнули пасти! Зачем я собрала вас, все в курсе, так? Этот банный гоблин хочет вытащить своего папашу из тюряги и просит ему помочь. Я совсем не уверена, что нам это нужно. Будем обтрясать?
Гоблин – это теперь был я, так она меня обзывала после похода в Зону. Не зло, наоборот, с уважением к заслугам. Ну да, я низкорослый, широкоплечий, сучковатый, без шеи. Нормальный фрик, то бишь урод, помесь человека с лесовиком. «Банный» – потому что, дескать, если существуют лесные гоблины, то должны быть и зонные, а применительно к «Душевой» еще и «банные».
– А чего тут обтрясать? – подал голос Голубятник. – Ничего не получится. Отпинают всех и повяжут. Потом грохнут.
Почему ему дали такое прозвище, я не знаю, но птицы, по его словам, Голубятнику были параллельны. Аномал это был серьезный, вовремя вошедший в силу в отличие от меня, задержавшегося в развитии. Двенадцать лет пацану. В «Детском саду» его бы отнесли к «инфразвуковикам» и уже увезли бы в неизвестном направлении. Он мог войти в резонанс с чем угодно, например, с камнем, и заставить его расколоться. Или, сдвигая точку резонанса, мог этот камень катить. Вообще, перебирая точки резонанса, он заставлял предметы двигаться, реализуя таким образом необычную форму телекинеза. В воздух, конечно, ничего не поднимал. Зато был способен устроить микроземлетрясение, а заодно, как бонус, распугать все живое вокруг себя. Понятно, почему он вырос нытиком и пессимистом.
– Ну и лексикон, – поморщился Фаренгейт. – Есть вопрос, который, я думаю, всех беспокоит. Наш новый друг, как мы убедились, действительно может проникнуть куда угодно и нейтрализовать охранную систему тоже может. Но известно ли ему, в какой камере содержат его отца? Прежде чем что-то решать, хотелось бы определиться.
– Точной инфы пока нет, – ответил я, – но она появится, как только я смогу покинуть гараж. Гарантирую. И вообще я считаю, это рабочий момент. Определиться вам надо в принципе, а частности вроде этой – второе дело.
Пока я говорил, Натали внимательно смотрела на меня сквозь очки. Направляла их на меня, выцеливала, прикладывая пальцы к дужке, – видимо, активировала прикосновениями элементы управления. Что она хотела выяснить, не вру ли я? Если честно, мне было обидно.
Потом заговорили и другие, задавая вопросы, предлагая свои варианты. Кого-то беспокоило, что СИЗО и полиция находятся в одном здании, а значит, если что не так, копов набежит немерено. Кто-то рвался хакнуть списки заключенных, которые наверняка есть в базе данных изолятора, и таким незамысловатым способом выяснить все про моего папу. Я не очень вникал, эти препирательства были совершенно не важны. Здесь собрались дети, пусть и талантливые, но всего лишь дети, не способные решать всерьез. Взрослых было только трое, включая меня. А настоящее и окончательное решение все равно примет Горгона – единолично.
Аномалы, здесь собравшиеся, представляли цвет того форума, о котором Натали рассказывала в Зоне. Это их она выискивала по Хармонту, организовывала, сгребала под себя. На такой город – горстка. Натали ждала, что придет больше. Многие не явились на зов, и в домах у них никого, даже родителей не было (она прогулялась по адресам).
Кроме упомянутых Фаренгейта и Голубятника, была еще Стрекоза, о которой вспоминал Эйнштейн. Девочка с фасеточным зрением и со способностью видеть кожей.
Хохмач Шептун обладал способностью с ходу понимать любой язык и даже говорить на нем, обменявшись всего несколькими фразами с носителем языка. Гипермегаполиглот. Он действительно понимал любого собеседника (со мной мгновенно перешел на русский). Натали непременно хотела взять его с собой в мир пришельцев и очень на него рассчитывала.