— Поторопись, — сказал посмотревший в окно Савельев, — они уже приближаются.
— Идемте, я покажу вам убежище, — пригласила мадам Ламбар.
— С вами точно все будет в порядке? — обеспокоенно спросил Мигель.
— Разумеется. Я — жена старейшины «Братства», — горделиво выпрямилась женщина. — Вся община вступится за меня, если что. Гораздо больше подозрений вызовет мое отсутствие.
— Будь осторожна, прошу, — подойдя к Лере, Мигель нежно поцеловал ее.
— Как всегда, — попыталась улыбнуться девушка, хотя внутри смертельно боялась неизвестности, которую таил в себе загадочный Фарерский лес.
Когда первые лодки с корейцами выносило прибоем на берег, Лера была уже за линией частокола, возле шелестевшего метелками тростника, который сторожило пугало.
— Погоди! — окликнула подбежавшая сзади Милен.
— Да?
— Они уже в деревне. Вот, возьми еще ткани для факелов, немного воды и запасное огниво, мало ли что. И еще веревку, пригодится, — торопливо инструктировала девушка. — Запомни, что бы ты ни увидела и ни услышала, не гаси свет. Даже если устанешь и захочешь спать. Лешие никогда не подойдут, если ты с огнем. На земле не ночуй, поняла? Воду бери только в тех источниках, что текут со склона гор, не в стоячих.
— Да, — кивнула Лера. — Поняла.
Посмотрев на нее, Милен приблизилась и крепко обняла девушку.
— Держись, лиса.
— Постараюсь.
— Свяжись с ними, ты справишься.
— Хорошо.
Милен еще некоторое время стояла возле пугала, вслушиваясь в шелест тростника, и смотрела вслед удаляющейся Лере. А потом со всех ног припустила обратно в деревню.
Говорил я тебе, раньше надо было валить, — проворчал налегавший на весло Треска. — Тут кто-то из наших шороху навел, не иначе.
Воспользовавшись суматохой, возникшей в результате неожиданного исчезновения Савельева и Мигеля, повара не упустили случая дать деру с «Грозного», отвесив хлесткую коллективную зуботычину оставленному на часах корейцу.
— Ага, — парировал с другого бока лодки Паштет. — Свалишь тут. Мне надоело, что на меня все время то кричат, то гонят на камбуз. Пленные не пленные, а жрать-то все хотят, как собаки.
— Да уж, чувак, запирать кока на собственном камбузе — большая ошибка, хе! — довольно осклабился Треска, отчего повязанные под его небритым подбородком уши шапки широко разошлись в стороны. — Моя идея.
— И куда мы теперь?
— Да хоть к черту на рога, — откликнулся Треска. — ГЦа догребем и разберемся. Главное, наших найти. О, зырь! Чё это там на берегу серенькое такое белеется?
— На тягач похоже, которым дельфинов вытаскивали, — приглядевшись, ответил Паштет.
— Тогда рулим туда, чувак. А то, видать, застоялась-то машинка.
Подхваченные прибоем повара дружнее налегли на весла, забирая в сторону от лодок высадившихся на берег корейцев.
* * *
Оказавшись возле первых стволов, между которыми таинственно мерцали какие-то грибы на кособоких ножках, Лера замешкалась. Высокие, незнакомые деревья с раскидистыми ветвями поднимались над головой, а между стволами в иссиня-черноватой мгле уже, казалось, мелькали чьи-то зловещие тени, от которых руки сами тянулись к оружию. Под подошвами скрипел плотный ковер из сухих отмерших веток. Ноздрей мягко касался влажный аромат гниющей листвы.
Девушка вздохнула, поправляя лук. И снова она одна. Одна против всех. Вопреки целому миру, которому уже давно на нее плевать. Экзамен продолжался.
Носков Лериных сапог мягко коснулись первые щупальца поднимающегося из недр леса тумана.
— Вперед, Степанова, — твердо сказала сама себе девушка. — Ты сможешь.
Зайдя за деревья и удалившись на достаточное расстояние от кромки леса, Лера оглянулась. Деревни уже не было видно, а впереди ждала сырая, полная неведомых опасностей ночь.
С помощью огнива запалив первый факел, Лера дала пламени как следует разгореться и смело ступила в сумеречную чащу.
Попетляв по тропинке и решив, наконец, что уже достаточно удалилась от деревни, Лера позволила себе короткую передышку. Пройдя еще немного, она вышла на поляну, где всего несколько часов — а казалось, целую вечность назад — Милен учила ее стрелять из лука. В ночных сумерках красные круги на мишени казались матово-черными.
Скинув рюкзак на траву, Лера пристроила факел в расколе старого дерева и, усевшись под импровизированным светильником на пень, достала из сумки радиостанцию. Настало время попробовать выйти на связь.
Раскладывая антенну, Лера задумалась, на каком языке делать запрос, русском или английском. Второй передатчик находился у отца Милен, и логичнее было говорить на иностранном. Но с Турнотуром и Батоном оставались Яков и Линь, которых Лера автоматически записала в предатели, и карты теперь могли быть разыграны как угодно.
И, тем не менее, нужно было рискнуть.
— «Братство пара» вызывает старейшину и команду «Ивана Грозного», — нажав кнопку связи, негромко позвала Лера. — Повторяю, «Братство пара» вызывает старейшину и команду «Ивана Грозного». Ответьте! Дядя Миша, кто-нибудь! Это Лера.
Отпустив тангету, Лера стала ждать, всматриваясь в мерцающие пятнышки светлячков. Тишина. Царящее вокруг безмолвие было таким абсолютным, что девушка на мгновение усомнилась, что прибор вообще работает. Она проверила выставленную частоту — все, как сказала Милен.
— «Братство пара» вызывает старейшину и команду «Ивана Грозного», как слышите меня…
Никакого ответа.
Всматриваясь в окружающий ее ночной лес, наполнявшийся парными танцами светлячков, Лера все вопрошала и вопрошала упорно отмалчивающийся радиоэфир, пока наконец не устала. Почему они молчат? Наверняка что-то случилось.
Переживания ушедшего дня тяжелой ношей легли на плечи. После короткого ужина в доме Милен есть не хотелось. Убрав радиостанцию в рюкзак, Лера поежилась и посмотрела на потрескивающий факел над головой, освещавший место привала подрагивающим на траве неровным кругом.
«Что бы ты ни увидела и ни услышала, не гаси свет. Даже если устанешь и захочешь спать», — вспомнила она завет Милен и вдруг снова прислушалась, поняв, что именно заставляло ее тревожиться последние несколько минут.
Ночной лес молчал.
Словно затаившись, чуя опасность. Не было обычных звуков, присущих лесу при свете дня. Шорохов, скрипов дерева, шебурше- ния лесных обитателей или трелей птиц. Ничего. Только светлячки с каждой минутой, казалось, мерцали все ближе и ближе.
Тревога усилилась.
Лешие.
Осознание обожгло нутро ледяным холодом.