– Это по мне, – сжал кулаки Паша. – Участкового надо бы вызвать.
– Не сейчас, – сказал Матвей после недолгих размышлений. – Не люблю я таких мордоворотов, в пятьдесят лет всё ещё лейтенант. Вдруг он кормится от квартирантов Беллы Семёновны? Предупредит ещё. Оттуда вызовем.
После работы он поехал к родителям.
Вся семья уже была в сборе, ждали только старшего сына, и вечер удался на славу. Луша сияла, хотя её сильно и не хвалили, с увлечением рассказывала о школе, об учителях и подружках. Борутка, старавшийся держаться сдержанно, солидно, всё-таки он учился уже в пятом классе, показал Матвею новые изделия из своей коллекции моделей военных самолётов: он занимался моделированием уже четыре года, сам собирал комплекты, – и Матвей с интересом подержал в руках точную копию отечественного истребителя военных лет «Ла5», на котором когда-то летал прославленный ас России лётчик Иван Кожедуб.
Потом сели за стол, обмениваясь шутками.
Отец, как всегда, был сдержан, мама радовалась, успевая ухаживать за всеми и поддерживать беседу. В своём домашнем халатике она была похожа на девочку, сестру Луши, а не взрослую мадам пятидесятилетнего возраста.
– Что на работе? – спросил Василий Никифорович.
– Нормально, – отмахнулся Матвей. – Рутина. Сегодня будем вразумлять одну леди в Южном Бутове, пустила на постой южан из Таджикистана, а те, похоже, устроили в квартире производство курительных смесей. Запахи полезли во все щели. А полиция делает вид, что ничего особенного не происходит.
– Прикормленная полиция.
– Как водится. Участковый какой-то мутный, страдает одышкой, обещает людям помочь, но ничего конкретного не делает. Паша вообще предлагает за ним наблюдение установить.
– Это не ваша епархия.
– Я так ему и сказал.
– Паша – это твой сотрудник?
– Бывший морской пехотинец, молодой, горячий, приходится сдерживать. На нашей работе мы не можем позволить себе вольности.
– Ну, молодость многое может себе позволить.
– Да ну? – делано удивился Матвей. – А старость тогда чего?
– А старость – не позволить, – улыбнулся Василий Никифорович.
– Что это вы заговорили о старости? – услышала последние слова мужа Ульяна, появляясь с подносом в руках. – Нашли о чём говорить. Лучше бы о женщинах поговорили. С Дашей встречаешься?
– Да как-то не получается, – смущённо признался Матвей. – Она предпочитает за границей время проводить. Меня то в Турцию, то на Сейшелы зовёт.
– А ты что ж?
– Турцию не люблю, а Сейшелы далеко.
– За границу в хорошей компании можно съездить, – сказала Ульяна, – но отдыхать лучше всего на родине, в крайнем случае в Крыму. Нет ничего лучше и красивей русской природы.
– Согласен, – рассмеялся Матвей, уловив подмигивание отца.
Мама расставила чашки, вазочки с вареньем и мёдом, убежала на кухню. Мужчины переглянулись.
– Это она боится за тебя, – понизил голос Василий Никифорович. – Больно в мире неспокойно.
– Можно подумать, у нас в России больно спокойно, – фыркнул Матвей. – Не надо было сворачивать «Стопкрим» двадцать лет назад. Зря вы понадеялись на инфарха… если это, конечно, не сказки. Конкере, может быть, и нейтрализован, однако порядка в нашей Матричной Реальности что-то не видно. Не так?
Василий Никифорович бросил взгляд на разыгравшихся детей, прижал палец к губам.
– Не при них.
– Да это я так, не удержался, философствую, – засмеялся Матвей. – Или вечером тоже не стоит забивать голову философскими умозаключениями?
– Ты это по поводу утреннего разговора?
Матвей кивнул.
– Философия в любое время суток пакостная вещь. Хотя твои упрёки имеют рациональное зерно. Вахид Тожиевич на эту тему тоже любит побалагурить. Могу пригласить.
– В другой раз, мне уже пора выдвигаться к месту сбора.
Матвей допил чай, обнял мать, сестрёнку с братом, пожал руку отцу и спустился во двор, где уже сгустилась ночная темнота. Город придавила пелена облаков, было сыро и душно.
В половине одиннадцатого они встретились с Пашей у дома Инны Ивановны. Поднялись к ней, взяв «дипломаты» с датчиками запахов.
Старушка, предупреждённая заранее, обрадовалась гостям словно кровным родственникам.
– Ой, хорошо, что вы пришли! А я уже собралась к дочке идти ночевать, как и вчера. Спасу нет от запаха! Мы уже и плинтуса пеной залили, и щели на балконе заклеили – не помогает. Неужели не чувствуете, как пахнет?
– Чувствуем, мать, ничего, скоро это закончится, – пообещал Паша, развёртывая комплекс «Мисава».
Воткнули датчики под плинтуса, замерили концентрацию запахов на балконе и в квартире.
– Пентотал диметилтриана, – кивнул сам себе Паша. – Плюс ксенофосфодиматрал. Все ингредиенты курительной «травки». Представляешь, что у них в квартире творится, если даже здесь в носу свербит?
– Вызывай домоуправа со слесарем и понятых, я свяжусь с участковым.
Через полчаса у двери подозрительной квартиры собралась небольшая толпа: женщина-домоуправ лет пятидесяти, молодой парень – слесарь, Инна Ивановна и соседи, согласившиеся стать понятыми. Пришёл и хмурый толстяк-участковый в мятом мундире, то и дело вытирая вспотевшую под фуражкой лысину носовым платком.
– Лучше бы вы этого не делали, – пробурчал он, увидев в руках слесаря чемоданчик с инструментом.
– Почему, скажите на милость? – в упор посмотрел на него Паша, сузив глаза. – По-вашему, лучше оставить всё как есть? Пусть жильцы травятся?
Участковый, его звали Федосом Максимовичем, отвёл глаза.
– Хозяйку надо было позвать.
– Звали не один раз, хватит.
Матвей позвонил в дверь, раз, другой, третий, постучал костяшкой пальца.
– Граждане, я знаю, что вы дома, откройте, иначе оформим как сопротивление органам правопорядка.
Никто не отозвался.
Матвей терпеливо постучал и позвонил ещё раз.
– Это полиция, откройте!
Тишина в ответ.
– Ломайте, – отступил в сторону Матвей.
– Зачем же ломать? – весело сказал чубатый остроглазый слесарь, одетый в фирменный комбинезон. – Попробуем открыть без шума.
Действительно, поманипулировав инструментами, чем-то напоминающими набор вора-домушника, слесарь открыл два замка на внушительной толщины двери, а потом перекусил цепочку специальными ножницами.
– Заходите.
Дверь распахнулась, и в лицо Матвею вылилась душная смесь запахов, узнаваемых по общежитию давно не мывшихся и не ухаживающих за территорией проживания людей. Среди этих запахов пота, немытых тел, кисло-горьких ароматов гниющих овощей отчётливо прорезались и запахи иные, от которых слегка закружилась голова. Матвей мимолётно подумал, что живущие здесь наверняка сами находятся под кайфом, не в состоянии оценить реальные последствия своей деятельности.