Пули, выпущенные со столь короткой дистанции, прошили тело навылет. Одна, пробив затем спинку водительского сиденья, попала механику-водителю в позвоночник, другая, потеряв баланс при ударе о кость, почти боком вошла ему в голову, снеся половину черепа. Третья повредила командирский триплекс, а четвертая отрикошетила от брони и пробила шею стрелявшему. Он захрипел, выронил автомат, попытался прижать рукой разорванную артерию, но мутант, на которого прошившие его тело пули не произвели никакого видимого действия, не оставил солдату никаких шансов. Бывший капитан бросился на бывшего подчиненного, выламывая остатки острых осколков лицевого щитка, повалил и принялся рвать зубами еще живую плоть.
Двое выживших, хотя и перепугались до крайности, но от ужаса сделали единственно верное действие – бросились прочь из отсека через распахнутый боковой люк. Один после прыжка устоял на ногах, другой приземлился менее удачно, подвернул лодыжку и кубарем покатился по траве, рискуя повредить защитный костюм.
– Гранату в отсек! – крикнул он, понимая, что не сможет убежать от мутанта, если тот выскочит.
Его товарищ, несмотря на испуг, среагировал адекватно и быстро – отбросил автомат, снял с разгрузочного жилета гранату, но завозился, когда разгибал усики чеки, опасаясь проколоть перчатку. В результате когда он швырнул гранату в отсек, было уже поздно – мутант выскочил наружу и бросился на лежавшего в траве солдата. Понимая, что уже ничем не может помочь, оставшийся подхватил автомат за ремень и бросился наутек в лес. Мутант не стал его преследовать, еды ему хватало.
Через четыре секунды после броска граната рванула в отсеке, начался пожар. Из бокового люка повалил сначала белый, потом черный дым. Затем внутри грохнуло намного сильнее – огонь добрался до ящика с гранатами. Посыпался поврежденный пулей триплекс, из люков и амбразур вырвались яркие языки пламени. Мотор БТРа заглох, а пробитые осколками колеса, державшиеся только на автоподкачке, начали проседать. Через несколько минут металл раскалился настолько, что лопнул топливный бак, и огонь вырвался наружу, разливаясь пылающей лужей. Быстро занялась резина колес, в небо повалил густой столб черного дыма.
Мутанту огонь не пришелся по вкусу. Он бросил недоеденный труп и со всех ног помчался в лес, догонять удравшего солдата, не обращая внимания на непонятный писк в левом ухе:
– Альфа, я Пятый! Что у вас происходит? Доложите обстановку!..
С момента вылазки прошло два дня, а Рита никак не могла прийти в себя. В первый же вечер она попросила Кирилла перенести ее кровать из столовой обратно в выделенное девушке помещение, назвала Олега психом, заперлась и долго никому не открывала, даже Кириллу.
– Сильно ее прихватило, – сделал заключение Влад, устроившись рядом с Кириллом за пустым столом в столовой.
Стас по своему обыкновению спал, посапывая, ворочаясь и скрипя пружинами кровати в дальнем углу. Олег после выходки Риты тоже предпочел уединиться в своей бетонной норе. Похоже, увиденное на мониторе его тоже потрясло и он держался, лишь пока Рита не озвучила очевидное. В отличие от девушки он не стал демонстрировать эмоции, но вера в собственную правоту у него серьезно поколебалась.
Но вот что состоянием Риты озаботился Влад, показалось Кириллу странным.
– Может, она права, – Кирилл пожал плечами. – Судя по увиденному, идея Олега действительно пахнет психушкой. Два отделения военных полегло, не отойдя от бункера и на километр. А мы, необученные, без четкого плана, собираемся выжить? Тебе самому не кажется это бредом? Ты сам веришь, что это возможно? Я – нет, честно тебе об этом говорю.
– Ну… Это ведь идея не только Олега… – осторожно намекнул Влад.
– Ты еще маму мою сюда приплети, – нахмурившись, ответил Кирилл.
– Значит, ты в здравость ее рассудка тоже не веришь? – с легким нажимом уточнил Влад.
– Я в это с самого начала не верил, – признался Кирилл. – Вон, Рита не даст соврать, сидел и рыдал у себя в комнате. По сути, я на этом и держусь, чувак. Накачиваю себя уверенностью, что гибель мамы – к лучшему. По крайней мере, к лучшему для нее.
– Получается?
– Представь себе, да.
– Знаешь почему?
– Ну, поделись, – Кирилл даже не попытался скрыть иронию.
– Потому что это факт, – спокойно ответил Влад. – Потому что остаток жизни в бункере принес бы ей куда больше страданий, чем удар пули, который она не успела даже осознать.
– Тогда любую смерть можно считать благом, – отмахнулся Кирилл. – Чушь. Жизнь, типа, полна страданий, поэтому чем она короче, тем лучше. Если бы в этой извращенной философии была хоть капля правды, люди бы не оплакивали умерших.
– Э нет! Это ты пытаешься все извратить. Ни о какой философии я не говорю. Я просто констатирую факт. Если говорить о жизни в старом мире, до катастрофы, то да, ты прав. Смерть, любая смерть, являлась безусловным злом для всего живого. Для биосферы в целом благо, конечно, эволюция и все такое, но я сейчас не о таком масштабе, а о восприятии конкретного индивидуума. Для него смерть – зло. Что своя, что смерть близких. Но теперь все иначе.
– И в чем же разница?
– Сам не понимаешь? Разница в шансах. Тут, в бункере, вообще неважно, сколько ты проживешь. Что неделю, что год. Все равно ничего не изменится. А раньше разница была. Потому что чем дольше кто-то живет, тем больше может сделать, тем больше может реализовать разных шансов. А тут нет никаких шансов. Полная и безоговорочная остановка всего, кроме процесса старения. Гомеостазис, будь он неладен. Это основная причина, почему я твердо решил уйти с Олегом, даже если не пойдет больше никто. Даже если он сам не пойдет.
– Я тоже.
– Что? – не понял Влад.
– Я тоже уйду. Во-первых, ты прав насчет шансов. Мама тоже о них говорила. Снаружи есть хоть какие-то шансы хоть что-нибудь изменить. Хотя бы попытаться. И я этот шанс намерен попытаться реализовать. В память о маме, если угодно. Но с Ритой мне расставаться будет жаль.
– Надо же… – Влад усмехнулся. – Не ожидал от тебя, если честно! Думал, придется объяснять, убеждать. Думал, ты предпочтешь девочку, готовую тебе дать, любым шансам…
– Я так похож на урода? – Кирилл косо глянул на собеседника.
– Это не уродство – остаться с тем, кого любишь, – спокойно ответил Влад. – Но я в любом случае рад, что ты с нами. Чем занимался, расскажешь?
– В каком смысле?
– Ну, я же вижу, как ты двигаешься, как центр тяжести при ходьбе держишь. Я тоже не лох. В тебе за версту видать неплохого рукопашника.
– А, это? Чепуха. – Кирилл поморщился. – У меня отец – крупная шишка в ФСБ. Ну… Приемный отец. Так у него идея была сделать из меня мужчину. Словно я не являюсь им по факту рождения. Ну и заставлял заниматься с разными инструкторами, рукопашке учиться, тактике, на симуляторах разных… Даже на мотодельтаплане летать! Но мне после первого полета стало так хреново, что отец ослабил хватку. Да и вообще несколько утратил ко мне интерес. Мол, ну сопля, значит, сопля.