В 970 году на территории Европы началась сильная засуха, продолжавшаяся 48 лет подряд. Голод привел к скупке зерна на Руси в больших объемах и утечке серебра и золота на Русь. В ходу появилось много иностранных монет.
До момента продажи Илья полагал, что гривна – это нечто единое, целое, да так оно и было. Новгородская гривна была в виде палочки с округлыми концами, а киевская большая – шестиугольная. Но на обеих стояли оттиски княжеской печати, подтверждающие их подлинность.
Похоже, купец был еще тот жук, и полностью доверять ему было нельзя.
Когда кулеш поспел, все уселись в кружок вокруг котла и стали хлебать из него по очереди деревянными ложками.
Илья сбегал в шлюпку, принес оттуда одноразовую посуду и положил кулеш себе на тарелку.
Команда купца смотрела на его манипуляции с удивлением.
– Брезгуешь? – спросил купец.
– Нет, просто так удобнее.
Илья отдал одну тарелку купцу. То попробовал есть с нее – действительно удобно, не надо каждый раз кланяться.
Команда доела все, что было в котле, и один из мужиков стал мыть его в речной воде, оттирая остатки изнутри и копоть снаружи песком.
Купец поинтересовался:
– Звать-то тебя как?
– Ратибор. – Илья не замедлил с ответом – Макошь называла это имя из его прошлой жизни.
– А я думал, иноземец ты, торговать приехал. А ты свой. Какого роду-племени?
– Вятичи.
– Видал я ваш народ.
– А одежа почему такая?
– У свеев сторговал, удобная.
Илья не понял, из каких таких глубин памяти всплыли эти слова. Или это Макошь незримо и неосязаемо помогала ему?
– Ага, ага, понятно. Только и я с норманнами торговал, токмо одежи такой не видел.
Илья пожал плечами. Рубахи на купце и работниках его были расшиты орнаментами. Один рисунок отличался от другого, но было и общее. Рисунок каждого племени был своеобразен, и по нему знающий человек мог сразу сказать, какого роду-племени перед ним человек, какое место занимает в иерархии и женат ли. А у женщины – так даже количество детей можно было определить.
А купец не отставал:
– Не изгой ли?
«Изгоем» называли человека, изгнанного из племени за неблаговидный поступок. Не преступление вроде кражи или убийства – за них карали по «Правде», а именно за проступок. Например, струсил в бою, не помог своим на охоте – да мало ли чего еще? Такой изгой не пользовался защитой и покровительством племени, не имел права вернуться в него и жить вместе с соплеменниками. Даже имя его запрещалось упоминать в племени, как будто и не было на свете такого. Изгой был отщепенцем и мог рассчитывать только на себя.
– Нет, спаси меня Перун от такой участи.
Купец поднялся. Команда села в шлюпку и принялась работать веслами.
– Мыслю, при таком ходе через день Вологду увидим, – сказал купец.
Шли до сумерек. Пристали к берегу на ночевку. Пока команда хлопотала с варевом для ужина, купец осмотрел берега и довольно крякнул. Видимо, бывал он уже здесь раньше, узнал знакомые очертания.
– Хорошая лодка, слов нет. Не думал я так быстро добраться, не хуже, чем под парусом.
Поев, купец вытащил из шлюпки один ковер и постелил себе недалеко от костра. Вот жмот, мог бы и второй достать! Впрочем, оба ковра теперь купцу принадлежат, и Илья не имел права приказывать. «Ничего, – решил он, – не холодно еще, и на земле переночую».
После трудов на веслах команда уснула быстро, только храп раздавался.
Илья тоже уже придремывать стал, как вдруг почувствовал – греется фигурка Макоши в его кармане. Насторожился сразу, куда и сон делся. Глаза немного приоткрыл, чтобы со стороны не понять было, спит он или нет, – ба!
К нему, держа в руке копье-сулицу, крался купец. Уже и руку занес для удара!
В последний момент Илья откатился в сторону, и купец воткнул копье в пустое место. Откуда у Ильи ловкость и умение взялись? Ведь сроду борцовские клубы не посещал. А сейчас вытянутой ногой купца под колено ударил, и тот с размаху грохнулся на спину.
Илья уже на ноги вскочил, сулицу из земли выдернул да тупым концом, как палкой, стал охаживать купца – по спине, по бокам, по ногам.
Купец от боли взвыл, но подняться не мог, поскольку любую попытку его Илья пресекал ударами ног в живот и по заднице.
– Лежачего не бьют! – завопил купец, прикрывая голову согнутыми в локтях руками.
– Твоя правда. Но это в честном бою. А ты ночью на сонного и безоружного напал и о чести толкуешь? Змея подколодная!
Илья обозлился. Ведь кабы не Макошь, лежать ему сейчас убитым. На деньги позарился купец, что сам дал. А что? Места глухие, в реку труп столкнут – и никаких следов. Разговаривал с ним вчера купец, да получалось – выпытывал, из каких краев да какого племени. Свой интерес имел.
От криков купца проснулись смерды, но понять ничего были не в силах. Илья силой превосходил всех, и команда купца побоялась вступиться за него, смотрели на происходящее молча.
Когда Илья подустал и решил, что с купца хватит, он воткнул копьецо в землю.
– Вставай, падаль!
Купец стонал, закатывал глаза, но жалости ни у кого не вызвал. Кряхтя, он поднялся.
– А теперь при всех расскажи, за что я тебя бил?
Поскуливая и постанывая, как побитый хозяином пес, купец рассказал, что он напал на спящего Илью.
– Зачем?
Купец начал мяться, и Илья взялся за копье:
– Язык проглотил? Еще хочешь отведать батога?
Купец повесил голову на грудь и едва слышно сказал:
– Деньги я у него отобрать хотел.
– Громче, не все слышат!
Купец громче повторил признание.
– Все слышали? – Илья повернулся к работникам, и те закивали.
– Убить меня купец хотел вот этим копьем, да Макошь помогла. И все ради чего? Ради денег! Что полагается за разбой и убийство?
– Вира и повешенье – в назидание, – раздались нестройные голоса.
Илья повернулся к купцу:
– Слышал? Повесить тебя надобно, и это по «Правде» будет! Могу сам, веревки в лодке есть. А могу в ближайшем городе князю или посаднику отдать.
Княжий суд был спорый. Если есть свидетели, или по-местному – видаки, приговор приводили в исполнение в этот же день. Действительно, зачем кормить-поить арестанта, стражу содержать, коли вина его очевидна?
Осознав, что ему грозит, купец упал на колени и взмолился:
– Богами древними земли нашей молю тебя о пощаде… Семья у меня – женка, дети.
– А что же ты, пес шелудивый, о них раньше не подумал?