Хитров задумался. Когда речь заходила о всевозможных проделках, этот маленький вихрастый мальчуган соображал потрясающе быстро.
– О, запросто! Ты скажешь своим родителям, что ночуешь у меня, а я своим – что я у тебя.
Мокренко с сомнением почесал нос:
– Ишь ты... А проверять не будут?
– Кто их знает? Может, и проверят. Только, по-моему, лучше получить капитальную взбучку, чем стать мертвецами, – сказал Филька.
Мокренко снова вздохнул. Насчет мертвецов он был совершенно согласен. Собственное упитанное тело нравилось ему живым, а вот становиться добычей изголодавшегося за сотню лет упыря... Ну уж нет!
– Договорились, – буркнул он.
Оставшиеся уроки пролетели незаметно. Когда приятели выходили из школы, из Филькиной сумки раздался негромкий звон.
Филька достал зеркало. В зеркале отражалась странная вывеска. Все буквы на ней были перевернуты, как обычно бывает в зеркальном отражении.
– Ты можешь прочитать? – спросил Петька.
– Погоди, сейчас... – Хитров напряженно вгляделся в стекло. – Руг... Нет, не с той стороны. Мус... Музе... Музей воско... Я понял: «Музей восковых фигур»! – с торжеством воскликнул он. – Зеркало отправляет нас в музей восковых фигур!
Мокренко удивленно крякнул.
– Я там был, – сказал он. – Я еще в тот день палец на руке сломал. Потом в гипсе проходил четыре недели. Больно, правда, но кайфово. На уроке все пишут, а ты сидишь и в ус не дуешь. А спросят, типа, чё не пишешь – палец покажешь, и отстанут!
– А палец ты в музее сломал? – не уловил связи Филька.
– Зачем в музее? На улице, когда велик чинил... Но музей я тоже запомнил. Мрачное местечко. Всюду восковые чудики стоят и на тебя зырят... Неживые, а как живые. Тираны всякие, философы, полководцы... Как думаешь, когда нам туда идти? Сейчас или вечером?
Филька еще раз заглянул в осколок зеркала, но там уже ничего не отражалось. Разве что мелькнул на мгновение круглый диск луны. Это и был, видимо, ответ.
– Ночью. Мы должны сегодняшнюю полночь встретить в музее, – сказал Филька.
– Ничего себе штука! – присвистнул Мокренко. – Думаешь, музей специально для твоего величества будет до полуночи работать? Да он уже в семь вечера – хлоп! – закрывается.
– Значит, мы пойдем туда раньше и где-нибудь спрячемся, – твердо сказал Хитров.
Он уже понял: если хочешь остаться в живых – надо слушаться советов зеркала.
2
Вечером в половине шестого Филька сидел на круглом каменном шаре около музея восковых фигур и нетерпеливо тряс ногой, соображая, куда мог деться Петька. Что могло задержать его дома? Он совершенно потерял терпение, когда Мокренко наконец выпрыгнул из подъехавшего к остановке автобуса.
– Во сколько мы договаривались? Разве не в пять? Сейчас уже в музей перестанут пускать! – набросился на него Хитров.
Петька уныло уставился на приятеля.
– Не придирайся! У меня уважительная причина.
– Какая?
– Мать торт в духовку поставила, вот я и ждал, пока он приготовится.
– Чего? И из-за такой ерунды я тут целый час торчал! – взвился Филька.
– Это не ерунда. Это, может, последний торт в моей жизни! – с достоинством заявил Петька.
– У тебя вчера уже был последний пончик!
– Ну и что из того? Со вчерашнего дня я пончиков больше не ел, – вознегодовал Мокренко с такой уверенностью в своей правоте, что Филька решил больше не спорить.
– Родителям-то сказал, что ко мне пошел? – спросил он.
– Угу.
– И я своей матери про тебя сказал. Авось пронесет.
Приятели купили билеты и, вручив их кругленькой билетерше, которая ради такого случая оторвалась от маленького телевизора, прошли в музей.
Он занимал только один большой зал. Плотные шторы были задернуты. В зале царила зловещая полутьма. Установленные под ногами у экспонатов лампы подсвечивали фигуры снизу. Изредка тени на лицах смещались, и тогда фигуры будто оживали. Загадочно ухмылялся тонкими губами Иван Грозный. Дантес, щуря левый глаз, целился из пистолета в Юлия Цезаря, в груди у которого, не причиняя древнему тирану особенного вреда, и без того уже торчало несколько ножей, забытых, видимо, Брутом. Но и тому, видно, досталось. Во всяком случае, бумажка на соседней тумбе гласила: «БРУТ НАХОДИТСЯ НА РЕСТАВРАЦИИ».
Выпукло блестел огромный лоб Сократа. Рядом с Петром I, голова которого казалась непропорционально маленькой, стоял носатый Александр Македонский с обнаженным наголо мечом. По сравнению со своим соседом-гигантом Македонский выглядел просто незначительным шустряком, который вполне мог отправиться в дальнее плавание в одной только туфле Петра.
– А это что за тетка с красными кудряшками? Горгона Медуза, что ли, какая-то? – громко спросил Мокренко, останавливаясь перед одной из фигур.
Внезапно фигура пошла красными пятнами и, повернув голову, сердито уставилась на Петьку.
– Ты что, спятил? Где твои глаза, толстяк?! Это же дежурная! – зашипел на него Хитров, оттаскивая приятеля за рукав в другой угол зала, где они встали между графом Дракулой и американским президентом Рузвельтом, ласково глядящими друг на друга.
– Да, колоритное местечко! Как раз для того, чтобы быть придушенным Железной Челюстью, – проворчал Петька.
– Не ной! Лучше давай искать, где спрятаться! – сказал Филька, оглядываясь.
Задача перед ними стояла непростая. Зал в музее имелся только один, и, следовательно, количество мест, где друзья могли затаиться, также было ограниченным.
– Может, нам среди этих затеряться? Встанем в ряд, рогатину на шею – что они, фигуры пересчитывают, что ли? – нерешительно предложил Мокренко, кивая на восковую группу «Негров-рабов ведут на корабль».
– В негритята хочешь записаться? Записывайся! Только вот с кожей ты что сделаешь? Обувным кремом вымажешь?.. К тому же для раба ты слишком упитанный, – заметил Филька, задумчиво разглядывая фигуру Джона Сильвера.
Одноногий пират сидел на бочонке, покуривая трубку, а перед ним стоял большой деревянный сундук, обитый железными полосами. Хитров толкнул Петьку локтем в бок.
– Сечешь сундук? Дожидаемся момента – и ныряем туда... Ну, была не была!
Выждав, когда дежурная отлучится, семиклассники быстро открыли сундук и забрались в него. Он оказался в меру просторным и, что самое ценное, пустым внутри. Только на самом дне шуршали бумажки от мороженого, которые кто-то уже успел туда накидать.
Филька сидел в сундуке, согнувшись в три погибели. Рядом громко сопел Петька. Хитрову казалось, что сопение приятеля разносится по всему залу. Он толкнул Мокренко локтем, тот, не оставшись в долгу, немедленно двинул локтем самого Фильку. Сдача оказалась сильнее самого толчка, и Хитров вынужден был для равновесия снова долбануть Мокренко.