— Как — это не проблема, — пробасил Голый. — Дайте мне часика четыре — и я все узнаю. Имя, фамилию, домашний адрес. Делов-то.
— Договорились, — вынесла вердикт Лейка. — Коля узнает, кто там у них начальство и где обитает, а Карлссон проведет… это… акцию запугивания!
«Излагает прямо как Скаллигрим», — подумала Катя, но возражать не стала.
— Как, Николай, нет возражений?
— Поглядим, что за тоннаж будет на том конце провода, — осторожно ответил хозяин «Шаманамы». — Тогда и порешаем.
На том и сошлись.
И разбежались. Коля — выяснять, Карлссон — кушать, а Катя — читать пропущенную лекцию.
Но грозным Бровко число мздоимцев не ограничилось. Ближе к вечеру в маленький офис наведалась пожарная инспекция. В лице (а вернее сказать — в морде) солидного и очень важного джентльмена с пористым картофелеобразным носом, оттопыренными ушами и игривой челкой пятиклассника. Костюм у инспектора, впрочем, был вполне респектабельный.
«Инспекция» ходить вокруг да около не стала, а сразу обозначила цену ежемесячного взноса.
«Пожарником» занялся Карлссон. Он с ходу почуял в нем родственную душу, подмигнул Кате, взял инспектора за локоток и поволок на кухню. Противиться троллю было так же бессмысленно, как бороться со снегоуборочной машиной. Потрясенный натиском «пожарник» даже испугался. Но воспрял, когда увидел на столе бочонок шведского пива. Поднабравшийся приличных манер Карлссон дырявить бочонок пальцем не стал, а воспользовался краником.
Примерно через час (Катя за это время успела изучить конспекты двух лекций) инспектор, аккуратно поддерживаемый Карлссоном, покинул офис, перед уходом «снеся» на стол бумажку, в которой значилось, что в агентстве все в полном порядке. Карлссон при необходимости умел быть убедительным. Особенно после пары бочонков пива.
«Пожарник» самую малость разминулся с Колей Голым.
— Прояснил тему, — поведал Коля обществу. — Там, — Голый показал пальцем наверх, — имеется правительственная комиссия по надзору за соблюдением законности в отношении малых и средних предпринимателей. Ну или типа того. Задача этой комиссии — следить, чтобы налоговики и всякие прочие не притесняли малый и средний бизнес. То есть — нас с вами.
— То есть этот Бровко помочь нам хочет? — с сомнением проговорила Катя. — Что-то по голосу не похоже…
— Ты, Малышка, не в Стокгольме, а в России, — Коля ухмыльнулся. — Это в Швеции помогают, а у нас ставят «крышу». А за «крышу», красавица, надо платить.
— Я не поняла: это что, бандиты?
— Хуже, заинька. Это чиновники.
— Погоди, — сказала Катя. — Мы же о другом вроде, договаривались. Ты узнал, кто там главный?
— Здесь, в Питере, некто Горобец. А в Москве…
— Не надо Москвы, — перебил ленивый тролль. — Где нора этого Горобца, знаешь? Вот и хорошо. Ночью сходим.
* * *
Алексей Викентьевич Горобец лег спать в отличном настроении. День удался. «Подарок» генералу понравился. Похвалил. Даже коньячком угостил из личного запаса. Коньяк Горобец не любил, но выпил со всей преданностью. Нет, день определенно удался. Особенно если вспомнить, что на счет Алексея Викентьевича легли без малого три штуки евриков. Вечер тоже прошел неплохо. Супружница — на даче. Уши никто не мозолит. Алексей Викентьевич покушал, принял сотку, погулял с Демоном и лег спать с сознанием не зря прожитого дня.
Ночь выдалась похуже. Проснулся Алексей Викентьевич задолго до рассвета. И не от потребностей мочевого пузыря, как с ним в последние годы бывало, а от того, что рядом с ним в постели кто-то возился и стонал. Спросонья Горобец решил, что супружница явилась с дачи и разбудила, и даже высказался недовольно, но, наткнувшись рукой на слюнявую пасть, понял, что под одеяло лезет Демон. Алексей Викентьевич удивился — обычно за псом такого не водилось — и сделал решительную попытку спихнуть Демона на пол. Тот, кто когда-нибудь пытался одной рукой отпихнуть восьмидесятикилограммового дога, наверняка выразил бы Горобцу свое сочувствие. И понял бы, что трехэтажная тирада, вырвавшаяся из уст ответственного работника, не свидетельство его распущенности, а крик души. Но Демон этому крику не внял. Жалобно скуля и работая всеми четырьмя лапами, пес попытался подлезть под увесистое тело Горобца. Попытка не удалась. Горобец сверзился на пол, а дог, жалобно, по-щенячьи взвизгнув, кое-как втиснулся под кровать, оставив хозяина на ковре.
Ковер был мягкий, но лежать на нем все равно было неуютно: холодно и колко. Алексей Викентьевич еще раз кратко охарактеризовал выучку и повадки Демона и собрался вернуться на одинокое супружеское ложе, но ему помешали. Помехой была толстая мужская нога в туфле из мягкой кожи, опустившаяся на дряблый живот Горобца.
— Полежи пока, — посоветовал хозяин ноги затрепыхавшемуся было Алексею Викентьевичу.
Горобец внял. Более того, он моментально сообразил, что звать на помощь могучего, выдрессированного на охрану Демона бессмысленно. Пес лежал под кроватью тихо, как мышка. Бомжей, на которых притравливал его Алексей Викентьевич, дог рвал, аки тигр. А вот в нужный момент оказался бесполезней болонки. Не вылезет, тварь такая! А геройствовать Алексей Викентьевич не собирался.
— Сейф над кроватью под ковром, — быстро сообщил он. — Код шестьдесят семь четыреста один.
Кровать, до которой так и не добрался Горобец, жалобно заскрипела, прогнувшись под тяжестью опустившегося на нее тела. Придавленный дог жалобно взвизгнул.
— Не нужны нам твои деньги, дружок.
Сиплый бас, к некоторому удивлению Алексея Викентьевича, раздался из дальнего угла комнаты.
— А что нужно? — Мочевой пузырь Горобца жалобно запульсировал. Сердечко — тоже.
— Ты, дружок, на чужую делянку залез, — сообщил сиплый. — Тут деньгами не отделаешься. За это, дружок, сам знаешь, что оторвать могут.
— Я… Я не понимаю… — булькнул Горобец. Он чувствовал себя лягушкой, вроде тех, которых на даче давил и жрал Демон.
— Фирмочка «Престиж-Детектив», знаешь такую?
Алексей Викентьевич напряг извилины… Вспомнить не удалось.
— Подо мной много фирмочек… — уклончиво ответил он.
— Значит, не помнишь, — сокрушенно заметил бас. — Это очень плохо, дружок. Очень плохо. — И уточнил: — Для тебя. У тебя, дружок, есть одна минута, чтобы убедить меня в том, что твой Бровко залез в блудняк по собственной инициативе.
— Я все исправлю, — быстро сказал Горобец. Он всегда отличался сообразительностью, когда пахло нехорошим. — Бровко уволю на хрен!
— Ладно, — после леденящей душу паузы изрек сиплый. — Живи. Разрешаю. Дурня своего можешь не увольнять, хрен с ним. Мозги ему поправь, чтоб хвост не поднимал не по чину.
— Поправлю! — пылко воскликнул Горобец. — Уж я его!
Нога с живота Алексея Викентьевича убралась, но опекун малого и среднего бизнеса предусмотрительно остался лежать. Неужели отделался?