Она хотела перебить, крикнуть, когда речь зашла о ЗАГСе: «А как же штамп в паспорте?» Но вовремя вспомнила: нет никакого штампа, ни о браке, ни о разводе… Три года назад она получила новый паспорт, посеяв где-то старый, и соответствующая страничка оказалась девственно чиста.
Но как эти двое успели всё так быстро раскопать… Хотя в век повальной компьютеризации — не проблема, наверное.
— Базы… — произнесла на медленно. — Электронные базы данных… можно…
— Хакнуть и стереть все упоминания о человеке? — подхватил Кривецкий. — Теоретически можно, хотя объём работы колоссальный, у каждого ведомства базы свои… Но во Фрунзенском ЗАГСе мы проверили заодно бумажный архив, благо рядом. К сожалению, ваше бракосочетание в нём никак не отражено.
Свадьбы не было… Не было цветов, подарков, гостей… Не было пенной струи шампанского, угодившей невзначай на костюм Виктора… Белого платья, удачно скрывавшего намечавшуюся беременность, не было тоже.
Было! БЫЛО!!
Он лжёт.
Или она сошла с ума. Причём уже много лет назад…
Света вдохнула, медленно выдохнула и произнесла размеренно, даже монотонно:
— Я не могу ничего утверждать о Вельске, об учёбе и прочем, он мог всё наврать, но свадьба у нас была. И регистрация во Фрунзенском ЗАГСе — тоже. Почему вы не верите?!
— Я верю, что вы не лжёте.
Майор отошёл на несколько шагов в сторону, вновь повернулся к Свете. Выудил из кармана портсигар. Сигарета сломалась в пальцах, майор раздражённо откинул её в сторону.
— Свадебный альбом у вас остался?
— Нет.
Наверное, она погорячилась, выкинув альбом после развода. Знала бы, как всё обернётся, припрятала бы.
— Гости?
— Это была студенческая свадьба, очень скромная. Гостей всего четверо…
— И они всё подтвердят?
Света задумалась. Садовские сейчас в Америке. Вроде бы, поскольку связь давно потеряна. Костик просто исчез с горизонта. Остаётся Наташка. Дозвониться до которой уже три дня не удаётся.
Она объяснила ситуацию, Кривецкий тяжело вздохнул:
— А его вчерашний приход кто-то видел? Хоть кто-то может подтвердить?
Соседей они не встретили, в детский садик Виктор не заходил. Прохожие проходили мимо, когда они сидели вдвоём на лавочке, но пойди найди тех прохожих.
— Парень! — радостно вспомнила Света. — Который пригнал машину! Не знаю его имени, но по номеру можно… Вы нашли машину? Там, где мы её оставили?
— Нет, машины там не было. Номер помните?
Она не помнила… И больше ничего в голову не приходило. Они помолчали, не глядя друг на друга, после чего майор заговорил совсем другим тоном, печально и задумчиво:
— Ну что за напасть, Светлана Павловна? Вокруг вас и так роятся трупы, как мотыльки вокруг свечки, а вы мне подсовываете несуществующего мертвеца. Как будто вам мало «двухсотых»: в саду, на работе…
— На работе?! Манасов?
— Почему вы так решили? — насторожился полицейский.
Пришлось выкручиваться:
— Ну… он мой научный руководитель… Первый, о ком подумала…
Майор, похоже, не поверил, но копать в этом направлении не стал. Рассказал сухо:
— Уборщица Завалихина совершила самоубийство вчера вечером. Прямо на рабочем месте.
— Жанна Степановна?
— Семёновна, — поправил Кривецкий.
— Она… она бросилась с высоты? — спросила Света, вспомнив гибель слесаря из реставрационных мастерских.
— Она убила себя шваброй.
— Чем?!
— Шваброй. Засунула черенок в радиатор батареи, обломила. И острым обломком — в область сердца. Три проникающих удара.
— Три?! Это не самоубийство. Вы же должны понимать…
— Должен. Понимаю. Но суицид произошёл под объективом камеры наблюдения… — Кривецкий сломал ещё одну сигарету, едва слышно выругался и убрал портсигар в карман. — А вашего научного руководителя два дня не могут найти. Нет ни дома, ни на работе… Ладно, Светлана Павловна, пойдёмте. Нас ждут.
Ей показалось, что последние предложения майор произнёс с грустью, и она жалко улыбнулась:
— Вы говорили, что мне верите, и всё равно упекаете в психушку?
У полицейского заходили желваки.
— Нет. Я сказал, что вы не лжёте. Из чего не следует, что всё происходило именно так, как вы рассказываете. Всё очень просто. Или мне пора менять работу, потому что я разучился разбираться, когда мне врут, а когда нет. Или…
Он закончил свою мысль жестом: указал сначала на Свету, потом на серые унылые здания.
— Пойдёмте. С вами побеседует очень хороший специалист, я его много лет знаю. Он разберётся.
— Утешайся мыслью, что Меч унаследует твой троюродный брат, — высокомерно произнёс Джу. Выждал пару секунд, не дождался удивлённого или вопросительного восклицания и ответил на неуслышанное: — Да-да, не удивляйся, Кемп, если бы в нашем мире была справедливость, я носил бы имя Гарт-Джуниор де Файлитенг.
— Ты — Файлитенг? — прищурился чуд. — Саламандра или Дракон?
— Дракон.
— И чего такой мелкий? В детстве по голове получил?
Почти полминуты Джу смотрел на валяющегося внизу рыцаря с такой яростью, что, казалось, их разговор вот-вот закончится. Но сдержался. Выдавил ухмылку и осведомился:
— Теперь тебе легче умирать?
Кемп подумал, что недомерок наверняка лжёт либо ему самому солгали о его родословной, поскольку чудской крови он в Джу не чувствовал. Совсем не чувствовал. Может быть, этот несостоявшийся Файлитенг — бастард во втором или третьем поколении?
— Я мог бы сразу распылить тебя на атомы, Кемп, положив в ящик чуть больше взрывчатки, но я не хотел, чтобы ты умер, ничего не поняв. И ты поймёшь, Кемп, ты поймёшь. Ты лежишь на дне бетонной могилы, а я наверху. Но много лет было иначе, совсем иначе. Ты был наверху и даже не смотрел вниз. И как тебе нравится изменение точки зрения?
Де Шу не отвечал. Он рассчитывал траекторию полёта обломка доски, лежавшего у его правой руки, — так, чтобы острый расщеплённый конец воткнулся в глаз Джу. Но задачка, похоже, не имела решения. Недомерок настороже, Меч у него в руках, и даже если бастард не среагирует, инициированное оружие защитит хозяина, заставит совершить правильный выпад и отбить доску, с какой бы силой ни метнул её Кемпиус. А сил немного. Организм отходил от последствий контузии, но отходил слишком медленно.
— В гордыне своей ты даже представить не можешь, насколько тяжела доля парии, несчастного юноши, знающего о чудесах Тайного Города, но не имеющего возможности ими пользоваться.