– Я никому не скажу.
Лиза всего лишь имела в виду, что никто не узнает о том, что она едва не утонула, а они вдруг отшатнулись от нее. Или друг от друга?.. Теперь у мамы побелела не только кожа, но и губы, а лицо мсье Жака превратилось в камень.
– Лиза… – По маминым щекам катились крупные слезы, а она даже не пыталась их стереть. – Боже, как же я виновата!
Мсье Жак хотел было погладить маму по волосам, но отдернул руку, словно обжегся.
– Мы не скажем папе, что я тонула. – Лиза все еще пыталась их ободрить и успокоить. – И тогда мсье Жаку не придется уезжать. Правда, я хорошо придумала?
– Ты хорошо придумала. – Мама прижала дочь к себе, и ее горячие слезы капали теперь на Лизину макушку. – Но мсье Жак все равно уедет. Ему уже пора.
– Ваша матушка права, мадемуазель Элизабет. Мне пора.
Она чувствовала, что это сговор двух взрослых, что мама и мсье Жак уже все решили, не сказав друг другу ни слова. И это было так обидно, что захотелось расплакаться.
– Я научил вас всему, чему собирался. – Мсье Жак посмотрел на нее с грустной улыбкой. – И кое-чему научился у вас. – Улыбка сделалась чуть веселее. – И мне хотелось бы сделать вам подарок. Мой медальон.
Мсье Жак, верно, ошибся, это совсем другой медальон. На том был мужской профиль, на этом – детский.
– Так бывает. – Мсье Жак читал ее мысли. – Очень редко, но бывает. Это ее профиль.
Лиза знала, о ком он говорит: о девочке, похожей на нее.
– Вы ведь видите ее, мадемуазель Элизабет?
Лиза кивнула:
– Она помогла мне выбраться. Она немножко разозлилась, сказала, что это не по правилам, но все равно помогла.
– О чем вы?.. – Мама переводила недоуменный взгляд с мсье Жака на Лизу. – Я не понимаю.
– Мы сейчас говорим об очень важных вещах, мадам Ольга. Прошу вас мне довериться. В последний раз. Я люблю мадемуазель Элизабет как родную дочь и желаю ей только добра. Она еще слишком юна для такого подарка, но без медальона она бы не вернулась.
Лиза кивнула. Без медальона девочка, похожая на нее, не показала бы дорогу. Девочке хотелось, чтобы Лиза ушла с ней, но мсье Жак изменил правила. А теперь медальон у нее. Значит, девочка станет ее слушаться?
– Кто она? – спросила Лиза шепотом.
– Она – это вы. Ваша темная половина, ваша тень.
– Тени не могут разговаривать.
– Тени могут многое, но людей, способных их понять, единицы.
– Вы способны?
– И вы тоже. Вы очень особенная, мадемуазель Элизабет, а это, – палец мсье Жака коснулся медальона, но ментор тут же отдернул руку, словно обжегся, – сделает вас еще и сильной, заставит вашу тень слушаться и помогать вам. Только… – Мсье Жак замолчал, и Лиза испугалась, что он передумает и заберет свой волшебный медальон. Мама тоже чего-то испугалась, смотрела на них с мсье Жаком как на незнакомцев, шептала что-то неразборчивое. Может, молитву? – Только просить тень о помощи можно лишь в самом крайнем случае, когда жизни вашей будет угрожать реальная опасность.
– Такая, как сегодня?
– Да, такая, как сегодня. – Он кивнул.
– А как мне ее попросить? Как позвать?
– Она придет сама. Тень всегда чует беду, и, возможно, наступит и такой момент, когда тень попытается вас обмануть. Не верьте, мадемуазель Элизабет, тени искусные лгуньи.
– Они злые?
Девочка-тень не казалась Лизе злой.
– Они не злые, просто иногда они любят жизнь сильнее, чем их хозяева. Вы должны любить жизнь, мадемуазель Элизабет, и тогда с вами не случится ничего плохого. И последнее: не теряйте медальон. Никогда, ни при каких обстоятельствах он не должен оказаться в руках вашей тени. Вы еще слишком юны, чтобы я смог объяснить, просто… не теряйте и не отдавайте его тени.
– А как же вы? – Лизе вдруг стало жалко, что мсье Жак остался без такой чудесной вещицы.
– Моя тень достаточно часто меня выручала, пришло время дать ей покой.
Рядом тихо всхлипнула мама, зажала руками уши. Маме было неинтересно слушать про тени…
* * *
Арина проснулась со вкусом речной воды во рту, вспотевшая, в прилипшей к телу одежде, сбросила с себя простыню, сделала жадный вдох и только потом, пошатываясь, подошла к окну. Если судить по клочку неба, видимому из окна палаты, проспала она совсем недолго. Хелена так филигранно просчитала дозу? Или ее организм учится приспосабливаться? Лучше бы второе.
Распахнув окно настежь, Арина вернулась в кровать, забросила руки за голову, уставилась в потолок. Ей предстояло обдумать сразу две вещи, обе неприятные, одну даже болезненную. С какой начинать, она не знала, но прятать голову в песок и дальше не имело смысла. Надо принять действительность такой, какая она есть, и начать наконец действовать. Увиденное во сне, несомненно, важно и кое-что проясняет. По крайней мере, понятно, что медальон – не просто побрякушка, а нечто гораздо большее, что он в самом деле принадлежал Хелениной прабабке. Тут она не соврала. А вот в остальном, куда более важном…
Не нужно быть ведьмой, чтобы понять: Хелена не отпустит свою жертву, даже если она найдет медальон. Ведьма на привязи – это очень удобно. Мало ли что еще захочется найти, мало ли с кем захочется поквитаться. Впрочем, на роль боевой ведьмы Арина не годится. Что-то сбилось в ее программе после перехода из теневого мира. Она и раньше-то не блистала особенными способностями в боевых ведьмовских искусствах. Если у нее что-то и получалось, то спонтанно: в порыве ярости или перед лицом неминуемой угрозы, без осознания того, что, а главное как, она творит. Было бы здорово сесть, сосредоточиться и проломить дыру в стене флигеля или, на худой конец, силой мысли разогнуть прутья оконной решетки, но нет, ничего такого… экстрасенсорного она в себе больше не чувствовала. Даже отголосков. Возможно, вчера, когда Жорик нарочно причинил ей боль, что-то шелохнулось в душе, черная кровь очнулась. Вот только что из этого вышло? Да, Жорику мало не показалось. Да, она уверена, что из-за нее. Но что стало с ней самой! Вряд ли Арине было многим легче, чем Жорику. Рикошет – вот что это было! И какой тогда толк в силе, которая лупит тебя сильнее, чем твоего врага? Выход остается прежний, один-единственный – побег. Но для побега необходима хотя бы минимальная мобильность, которой у нее нет. Поторговаться с Хеленой? Вытребовать себе прогулки по парку? Вот только что дадут эти прогулки, если следом цепным псом будет ходить Жорик! Остается одно: притворяться, усыплять бдительность. Вкололи снотворное – спи. Проснулась – делай вид, что еще спишь. Коси под тихушницу. За тихушниками тут не такой суровый надзор. Конечно, Хелену не проведешь, но вот персонал можно. Человек так устроен – когда все спокойно и скучно, он расслабляется, теряет бдительность. Времени мало, но пока еще оно есть. И то, что в палате начинает сбоить любая техника, тоже ей на руку. Меньше надзора, больше свободы для маневров.