Она верила. А что еще ей оставалось делать?
– Ты мне поможешь?
– Я – это ты. – Тень сделала пируэт. – Конечно, я тебе помогу.
– Спасибо. – Ей уже давно никто не помогал, и сил никаких она не чувствовала.
– Все будет хорошо. – Тень приблизилась, положила руки ей на плечи, сказала шепотом: – Только сними медальон. Он мне… мешает.
Что угодно, только бы вернуть утраченное счастье. Рука сама потянулась к серебряной цепочке, но отдернулась в тот самый момент, когда в голове зазвучал голос мсье Жака: «Твоя тень станет служить тебе, только никогда не отдавай ей медальон».
– Нет. – Решение далось нелегко.
– Не снимешь? – Тень не казалась ни раздосадованной, ни обиженной.
– Я не могу.
– Ты можешь, но не хочешь. Это разные вещи.
– Ты мне не поможешь. – Она почти смирилась с отказом.
– Я – это ты. – Тень убрала руки. – Я желаю тебе добра. Твоя нынешняя жизнь слишком скучна. Давай внесем в нее разнообразие.
– Каким образом?
– Я – это ты! Позволь мне стать тобой. На время, всего на ночь.
– Зачем? – Под ночную сорочку забрался холод. Или это был страх?
– Чтобы помочь тебе. Помочь нам обеим.
– Ты хочешь пойти к нему?
– Мы обе пойдем к нему. И ты докажешь всем, что графиня Дубривная не пустоцвет и не бездушная кукла. Ему докажешь.
Холод становился все сильнее, кусал босые ноги, подталкивал к принятию решения.
– Тебе не будет больно, обещаю.
Тени не обманывают, тени просто не говорят всю правду. Но что ей боль! Ради возвращения любви она готова потерпеть.
– Возьми меня за руки!
Больно и в самом деле не было. Было странно. Мир вдруг сделался ярче, звучнее, радостнее, а собственное тело, наоборот, воспринималось отстраненно, словно со стороны.
– Ты позволишь? – Тень, которая теперь стала Лизой, взяла с туалетного столика гребень, провела по волосам и улыбнулась так, как сама Лиза никогда не улыбалась. Лиза не смотрела томно, чуть насмешливо, не прогибала поясницу так по-кошачьи грациозно, не кружилась на носочках так легко. Как жаль, что Петруша не видел, какой она может быть соблазнительной.
– Он увидит, – сказала незнакомка в зеркале. – Он все увидит и поймет, каким был глупцом. Только не мешай.
Она не станет. Ни за что!
По темному коридору она кралась бесшумно, как вор. Но она не собиралась воровать, хотела лишь вернуть свое. Перед запертой дверью замерла, прислушиваясь, рука нерешительно коснулась теплого дерева.
– Доверься мне, – шепнула тень, и она доверилась, растворилась в чужом нетерпении и чужой уверенности.
В Петрушину спальню по-хозяйски, без стука, вошла уже не Лиза, а ее тень…
* * *
…А потом стало больно затылку, словно ее ударили или она ударилась.
Арина открыла глаза, ожидая увидеть спальню графа Дубривного, но увидела кабинет Хелены.
– Хорошо, что вы очнулись. – Бабай сидел на стуле для посетителей, скрестив на груди руки. Приблизиться и помочь он не пытался. – У нас осталось совсем немного времени.
Подтверждением его словам стали крики и отсветы пламени на стекле. Пожар разгорался. Тень исчезла. Показала ли она все, что хотела? Арина подозревала, что нет.
Щеке стало чуть колко и щекотно от прикосновений языка Блэка. Пес приветствовал ее возвращение из прошлого как умел.
– Вы можете идти?
Руки Бабая снова пришли в движение, где-то в столе Хелены он нашел коробку крупных канцелярских скрепок и теперь методично разгибал их одну за другой, а разогнув, ломал пополам. Надолго хватит этих скрепок? Или не так, – надолго ли хватит Бабая?
– Со мной все в порядке. – Арина поднялась на ноги, прислушалась к шуму в голове. Она справится, у нее нет выбора.
Они были уже у дверей черного хода, когда висок кольнула мысль.
– Альберт! – Она не хотела называть его Бабаем. Ей казалось, что имя делает его чуть более человечным. – Во флигеле осталась Зоя Петровна. Жорик подсыпал ей снотворное.
Бабай замер, посмотрел на Арину очень сосредоточенно, наверное, пытался понять, к чему она клонит, а потом пожал плечами:
– Если вы беспокоитесь за ее жизнь, то напрасно. Огонь до флигеля не доберется. Думаю, скоро приедут пожарные.
Арина вздохнула с облегчением. Да, у Зои Петровны будут проблемы, когда выяснится, что за пациенткой она недосмотрела. Но эти проблемы не идут ни в какое сравнение со смертью.
Тем временем Бабай вел ее в сторону хозпостроек. У гаражного бокса он остановился, порылся в карманах комбинезона, звякнул связкой ключей. За железными воротами стоял фургон, явно предназначенный для хозяйственных нужд: маленькая кабина могла вместить водителя и одного пассажира, а в крытом брезентом кузове стояло шесть больших металлических бочек с пластиковыми крышками.
– Полезайте в ту. – Бабай лучом фонарика указал на самую дальнюю бочку. – Не волнуйтесь, я просверлил в корпусе несколько дырок, вы не задохнетесь.
Арина послушно забралась в бочку, наклонила голову, когда Бабай приладил к бочке крышку, и оказалась в кромешной темноте. Тишину нарушало лишь гулкое биение ее сердца, а потом послышалось урчание мотора, бочка чуть качнулась, и фургон тронулся с места.
Ехали недолго, скоро фургон остановился, и Арина услышала голоса.
– Куда? – В этом голосе было раздражение и ни тени любопытства.
– За водой. – Бабай говорил спокойно, даже зевнул в конце. – С водой еще днем какая-то ерунда приключилась, а когда еще те пожарные приедут! Никодимыч велел ехать к реке за водой, чтобы, значит, полить то, что еще не занялось. Тушить-то уже и смысла никакого нет, главный корпус почти весь в огне, западное крыло только и осталось. А Никодимыч вам разве не позвонил?
– Не позвонил.
Сердце Арины перестало биться. Вот сейчас все и выяснится…
– Так вы ему сами позвоните. Только побыстрее, пока все не сгорело. – Теперь уже Бабай говорил раздраженно, как человек, которого подняли среди ночи и заставляют делать дурацкую работу. – Хозяйка ему звонила, распорядилась, чтобы из ее кабинета все вынесли, а остальное залили водой.
Упоминание Хелены подействовало.
– Откинь брезент, – велел охранник, – посмотрим на твои бочки.
– А чего на них смотреть? – Голос Бабая приблизился, зашуршал брезент. – Любуйтесь!
Любовались недолго, ткнули в одну из бочек чем-то твердым, бочка ответила гулким уханьем.