Сам же Фесандопулос, казалось, безо всякого интереса относился к своему выигрышу и лишь равнодушно отодвигал локтем кипы ассигнаций, когда они ему мешали.
Вскоре все игроки разошлись, и за карточным столом остался один Фесандопулос. Перед ним горела свеча, лежали ворохи ассигнаций и высились столбики золотых монет. Его потухший взгляд – я вдруг это заметил – был устремлен на меня.
– А вы почему не играете, молодой человек? Не желаете ли попытать судьбу? – услышал я его голос. Он говорил с сильным акцентом человека, выучившегося русскому языку уже в немолодые годы.
Фесандопулос явно бросал мне вызов… И я принял его. Я поставил одну монету и выиграл. Оставил весь выигрыш на столе и выиграл снова. Я бил у Фесандопулоса одну карту за другой. Не прошло и получаса, как все кипы лежащих на столе ассигнаций перешли ко мне. Меня охватил азарт, и я поверил в свою удачу. Фесандопулос все увеличивал ставку и всякий раз проигрывал.
– Неужели вас не огорчает проигрыш? – спросил я, видя, что передо мною на столе лежит уже целое состояние.
– Отнюдь, – хладнокровно сказал он, – отнюдь. Для меня важен не выигрыш или проигрыш, для меня важны переливы удачи.
Он снял с пальца драгоценное кольцо и положил его на стол.
– Это очень ценный бриллиант – подарок персидского шаха. Я ставлю его против всего, что вы уже выиграли.
– Идет, – согласился я, вынимая из колоды карту. Как сейчас помню, это был червовый валет. Я был уверен, что выиграю, но проиграл – Фесандопулос вытащил пикового туза. В одно мгновение я лишился всего своего новоприобретенного состояния, и даже больше.
– Ну что я говорил? – усмехнулся Фесандопулос. – Удача снова у меня! А теперь, молодой человек, советую вам остановиться. Не рискуйте больше. Ваша удача кончилась.
– Еще! Еще! – воскликнул я, горя желанием отыграться.
– Я не стану больше играть с вами. У вас больше ничего нет. Прежде расплатитесь за то, что вы уже проиграли, – сказал Фесандопулос и попытался встать из-за стола. Но я схватил его за плечо и насильно усадил на стул.
– Я хочу отыграться! Слышите, отыграться! Я готов поставить на кон все что угодно! – крикнул я.
Фесандопулос бросил на меня взгляд, и его бесцветные глаза вдруг вспыхнули.
– Вот как, сударь? Готовы поставить все что угодно? – спросил он. – Если так, я принимаю вашу ставку. Но погодите минуту! Семен, подай сюда пистолет!
Слуга подал ему пистолет. Фесандопулос зарядил его и положил на стол.
– Я предлагаю вам следующую игру, – сказал он. – Я ставлю все эти деньги и перстень, вы же ставите свою жизнь. Если вы проигрываете, вы здесь же, не сходя с места, пускаете себе пулю в висок. Идет?
– Идет! – ответил я в горячности. – Идет!
Я сам распечатал новую колоду и стал метать банк. Но и эта предосторожность не помогла. Первая же моя карта была бита.
– Вы проиграли, молодой человек, – с сожалением сказал Фесандопулос.
Я взял пистолет, взвел курок и медленно поднес холодное дуло к виску. Мне хотелось жить, но я не собирался нарушать слово. Я прямо посмотрел Фесандопулосу в глаза и положил палец на курок. Но неожиданно грек остановил меня.
– Погодите! Я верю, что вы сможете это сделать, – сказал он.– Но я не хочу быть несправедливым. Я предлагаю вам еще одну ставку. Только на этот раз ставкой будет не ваша жизнь, вы ее уже проиграли, а ваша душа.
– Моя душа? – не опуская пистолета, я дико посмотрел на него.
Признаюсь, что сам факт существования души порой вызывал у меня сомнение, но в тот момент… в тот момент я готов был поверить во что угодно. Тем более что старик буквально впивался в меня пылающими, как угли, глазами.
– Вы это серьезно?
– Серьезней чем когда-либо, – ответил он.
– Вы что, дьявол? – спросил я, испытав внезапное озарение.
– Нет, я не дьявол. Не дьявол, – засмеялся он.
– И зачем же вам моя душа? – спросил я.
– А вот это уже не ваше дело, юноша, – ответил он. – Поверьте, для меня она лишь ставка на кону. Я же не спрашиваю, на что вы потратите выигранные у меня ассигнации. Как мои деньги в случае выигрыша станут полной вашей собственностью, так и ваша душа, если мне повезет, станет моей собственностью. Ну так как, согласны или нет?
И Фесандопулос протянул мне через стол колоду. Теперь я и сам не знаю, что заставило меня поддаться искушению. Возможно, я не до конца верил в бессмертие, а возможно, я был захвачен лихорадкой игры.
– Идет! – сказал я.
Мы снова метнули банк. Мне выпала восьмерка, ему дама… И я проиграл свою бессмертную душу. С трудом, как уже очень старый человек, Фесандопулос встал из-за стола и сделал знак лакею убрать деньги. Затем он взял пистолет и, разрядив, тоже убрал его.
– Прощайте, молодой человек, мне пора, – сказал он.
– Постойте, а как же?.. – ошарашенно спросил я.
– Ах да, мой выигрыш… Я приду и возьму его, когда мне будет нужно, а пока пускай он остается с вами.
С этими словами Фесандопулос покинул дом князя М., а на другой день я узнал, что он выехал из Москвы в неизвестном направлении.
Прошло несколько лет. Все шло своим чередом – парады, сражения, пирушки, мимолетные романы с уездными барышнями. Я почти забыл о Фесандопулосе и о нашей игре. Мало ли на свете безумных стариков?
А затем произошло то главное, ради чего я и начал свой рассказ. Я влюбился. Ольгу Полонскую считали одной из первых красавиц Москвы. Она блистала во всех столичных салонах. Я не отходил от нее ни на шаг… Я, господа мои, был влюблен, влюблен в первый и последний раз в жизни. Ее родители мне благоволили. Я провожал Ольгу на балы, на скачки и в театры и, едва мы оставались одни, припадал к ее прохладной руке и начинал шептать о том, как я люблю ее. Она же слушала меня и улыбалась. Она всегда улыбалась, и очень трудно было понять, что она на самом деле переживает.
Но зачем я буду рассказывать вам о любви? Любовь – такое чувство, что, если вам суждено его испытать, вы его испытаете, а если нет, тогда всякий рассказ о нем утрачивает смысл. Поэтому, пропустив все, что было в те короткие месяцы, перейду сразу к печальному финалу.
Однажды появился он – флигель-адъютант, блестящий, юный, стремительный как комета. Все на него смотрели с обожанием, а дамы, те вообще были от него без ума. Трудно было поверить, что он кого-то может оставить равнодушным.
Я тоже весьма неплохо к нему относился. Мы были с ним приятели, причем довольно близкие, и именно я – будь проклят тот день! – познакомил его с Ольгой. Он был ею очарован, она заинтересована. Надо сказать, вместе они прекрасно смотрелись, и даже я, как ни был влюблен, признавал это.
Однажды вечером я по обыкновению приехал в загородное имение Полонских. По пути мне не попался никто из слуг, и я прошел сразу в залу. Они стояли у окна, и он горячо объяснялся ей в любви. Меня они не могли заметить: я стоял в тени, свечи не были зажжены. Потом он наклонился и поцеловал ее. Вначале она отстранила его, но потом ответила на его поцелуй. Я замер, словно меня поразил гром. Потом, опрокинув стул, не помня себя от гнева, я шагнул вперед.