Да еще и получали все проблемы, связанные с необходимостью держать в точке зарядки такое дорогостоящее и громоздкое оборудование.
Показав Фреду расчеты потерь и объяснив, почему точек перезарядки не может быть много, я спросил:
— Понимаешь теперь, почему я не в восторге от электромобилей?
Фред помолчал. А потом спросил:
— А если придумать иной способ преобразования электричества? Ну, сделать компактное, недорогое и экономичное устройство для выпрямления тока?
Тут уже задумался я. Когда изобрели вакуумные или твердотельные диоды, я просто не помнил. Вроде бы позже… Но вдруг?
— Да, — неохотно признал я, — в этом случае электромобили могут стать более широко распространены.
— Вот видишь! Так что давай, думай! — Сказал Фред так покровительственно, словно был боссом, поставившим мне задачу.
Из мемуаров Воронцова-Американца
«Почти сразу после этого разговора Фред уехал куда-то на Средний Запад. Кто-то из родни внезапно заболел. Меня это немного расстроило, но только потому, что теперь меня перестали звать в особняк Уильяма Мэйсона, и я чуть реже стал видеть Мэри.
В остальном же все было великолепно. Я вживался в этот мир, упорно работал и учился. Удивительно, но в отличие от оставленного мной мира, инженера Манхарта, а значит, и меня, его помощника, могли бросить на самые разные задачи. И не только инженерные. Как-то раз, например, мне пришлось поработать за кочегара, когда гнали экстренный ремонтный поезд на дальний участок строительства. А в другой раз мы ремонтировали водоснабжение целого района. Довелось и пожар тушить… Да, то были веселые времена.
Но мне было мало. Я хотел выбиться в руководство, пусть и маленькое. Поэтому я, с одобрения Ганса Манхарта и обоих Мэйсонов, в свободное от основной работы время писал „Экономически обоснованные принципы электроснабжения электрифицированных железных дорог“. Куда включал все… Обосновывал, что экономически более правильно держать крупные электростанции, а не кучу мелких генераторов по всей сети, что куда выгоднее использовать переменный ток и высокое напряжение, с системой понижающих трансформаторов, предлагал провести унификацию типов используемых машин и разрабатывал, вернее, восстанавливал, расчет компенсации реактивной мощности сети, а также защитной автоматики.
Ну и идею, мелькнувшую при последнем разговоре с Фредом Морганом, тоже не бросал. За те мои идеи мне, похоже, не светит ничего большего, чем повышение в должности и очередная премия, а вот такой „сладкий“ патент можно будет и продать. И стать уже, пусть и мелким, но владельцем бизнеса. То есть — стать еще на шаг ближе к Мэри.
Кое-что из наработанного я показал Гансу. И результат не замедлил сказаться. В середине ноября тетушка Сара, эта вечная „тень“ Мэри, торжественно передала приглашение на Рождество в особняк „самого“ Элайи Мэйсона. В дом отца Мэри. Я был на седьмом месте от счастья и строил планы…»
Неподалеку от Балтимора, 21 декабря 1895 года, суббота
Этим вечером я снова сидел на кухне у Витька в «Трактире». Нехорошо, конечно. И он плохой пример подает, пуская посторонних на кухню, да еще и угощая. Впрочем, теперь Витек не готовил для меня отдельно, а просто увеличивал порции, заказываемые посетителями. На свою и на мою долю. Так что совесть его была спокойна. Продукты все равно его, время тоже. Минусом такого подхода было то, что выбор блюд зависел не от нас. Впрочем, при философском настрое это даже привносило дополнительный шарм.
Зато сам Витек за плитой преображался. Он становился поэтом. И говорил на любые темы. Я его интересовал только как слушатель, что мне, конечно же, было на руку. Самому мне рассказать было не о чем, боялся «проколоться», а из его рассказов я черпал многое о здешнем мире. Правда, о Европе рассказать Витек мог немногое. Период до приюта он просто почти не помнил. А в приюте они жили очень уединенно. Впрочем, и о приюте у него нашлась масса историй, забавных, грустных. Иногда и поучительных. Но больше было уже о САСШ. Тут он многое повидал, прежде чем устроился в свой «Трактир» совладельцем и шеф-поваром.
— Вот скажи мне, Юра, а ты, часом, не из «этих»?
— Из которых, этих? — не понял его я.
— Ну, есть такие, вместо девушек им мальчиков подавай.
Я только молча погрозил ему кулаком. Витек притворился, что он в смертельном ужасе:
— О, не бей меня своим смертельным кулаком, Юра — гроза ирландцев! — завопил он на всю кухню, — иначе некому будет закончить этот чудесный плов! Сам-то ты не справишься!
Я промолчал. Дурашливость на Витька нападала нечасто, но… Итальянские гены, видимо. Проще было переждать минуту, скоро он и сам посерьезнеет. И точно!
— Нет, ну правда, Юр, я все понимаю, у тебя небесная любовь… И твоя Мэри для тебя — лучшая из девушек… Но ты и сам понимаешь, что пока ты ей не пара. А когда станешь, принято помолвку делать, не свадьбу, так что года два-три тебе этой свадьбы еще ждать. И это в удачном раскладе, согласен?
Я молча кивнул.
— Ну вот! И что, ты два года намерен прожить монахом?! Да брось! Не стоит оно того! Давай лучше мы с тобой в Балтимор смотаемся. Город большой, и хоть и очень пуританский, но не сомневайся, где найти там девиц повеселее, я знаю. Расслабимся, время хорошо проведем!
Я помолчал. Нет, ответ у меня был готов сразу. Я просто не знал, как сказать, чтобы дошло. Но Витек, похоже, понял сам.
— Что, «проняло» тебя, брат, да?
Я кивнул.
— Да, Витек, именно «проняло», лучше и не скажешь. Я не монах, ты прав. А вот как представлю, что с кем-то, а не с ней, душа не лежит. Так что я пока лучше так. Станет невтерпеж, я тебе сам этот разговор и напомню.
— Странно как-то… — протянул Суворов, открывая крышку казана и добавляя какие-то пряности, — местные кричат «до свадьбы ни-ни», но парни у них и до свадьбы «гуляют». Только приличия соблюсти надо. А мы по их меркам — почти язычники. Да и дома нас праведниками никто не сочтет. Но ты собираешься сам, добровольно жить так, как они только на проповедях рассказывают. Рассказать кому — обхохочется!
— Все так, все так. Нелепо это, наверное. Но иначе не могу. Может быть, Витек, дело в том, что для меня чувство к Мэри — как часть билета в новую жизнь?
— Ну, так бывает… — неуверенно согласился Витек.
— Ну вот у меня так и случилось. У меня Мэри и перспективы в этой стране как-то воедино слились. Как суеверие какое-то. Дурацкое, наверное. Но мне кажется, что если я Мэри изменю, то она об этом как-то узнает. Или не узнает. Но все, на что я с ней надеюсь, и все остальные надежды… Они сразу «сломаются». Поэтому не могу я так, ни с этой девушкой, ни с этой страной.
Тут уже некоторое время помолчал Витек.
— А что «со страной»? — уточнил он.
— Ну, ты помнишь, я говорил тебе, что мечтал про Штаты? Рвался сюда, хоть родители не отпускали. И прорвался чудом, считай. Без денег, без документов, бродягой… И приняли меня тут совсем неласково, то афериста во мне подозревали, то в барак засунули землю долбать… И в бараке чуть не прирезали, так? В общем, не та она оказалась, Америка. Совсем не та, как мне рисовалось, уж поверь!