Дверь в канцелярию была закрыта, но Фильку это не смутило. Он чуть прищурился, и взгляд его скользнул сквозь дверь.
Канцелярия была полна учителей. Хитров успел заметить Туфельку, Леди Макбет и математика по прозвищу Игрек в Квадрате.
– В милицию сообщили? – спрашивала Леди Макбет, мощная и плечистая, как грузчик, что весьма не вязалось с ее лицом, одухотворенным многолетним вынужденным общением с мировой литературой.
– Они отказались принять заявление. Сказали – только через трое суток после исчезновения. Откуда они знают? Может, он ни с того ни с сего умотал на юг? Или на него нашел романтический стих, и он увивается вокруг чьей-то юбки? – пробасил Игрек в Квадрате.
– Не равняйте всех по себе, Игорь! Андрей Андреич – и вдруг юбки! Да он бы никогда! Он такой обязательный, такой, такой... – взвизгнула Туфелька. Обычно спокойная, она была взвинчена теперь так, что даже подпрыгивала на носках.
«Кажется, она в Стафилококка и правда втрескалась! Угадал Мокренко!» – заключил Филька.
Леди Макбет посматривала на взвизгивающую Туфельку с любопытством. Ее кустистые брови проницательно бродили по мясистому лбу.
– Прекратите истерику, милочка! – мягко сказала она. – Его ищут и, конечно, найдут. Меня больше беспокоит, кто высадил ночью окно в вашем кабинете.
– Не знаю, – вздохнула Туфелька. – Я утром пришла, а окно выбито. Даже не выбито, а вырвано вместе с рамой. И шкаф тоже разбит.
«Теперь ясно, откуда ворон!» – догадался Филька.
– И ничего не пропало? – спросил Игрек в Квадрате.
– Точно не знаю, но, кажется, ничего.
Дальше Филька слушать не стал. Ему и так было все понятно. Он сдернул с банкетки флегматичного Петьку и потащил его к кабинету биологии. Мокренко за время, что обретался у расписания, успел немного подкрепиться. Об этом свидетельствовали крошки плавленого сырка у него на подбородке.
– Нам надо посмотреть на скелет! – крикнул ему на бегу Филька.
– А Туфелька разрешит?
– Туфелька в канцелярии. Скорее!
Добравшись до кабинета, Филька постоял секунду у дверей, прислушался и дернул ручку. Как он и ожидал, кабинет был открыт. Обнаружив, что окно разбито, Туфелька сразу помчалась в канцелярию. Чтобы вновь запереть класс, она была слишком взволнована.
Скелет стоял на прежнем месте.
Вернее, на первый взгляд казалось, что он стоит на прежнем месте.
На самом деле он располагался на добрый десяток сантиметров левее. Хитров знал это наверняка, потому что вчера запомнил, что паркетина, на которую опиралась подставка, была с пятном краски.
Теперь это пятно краски оказалось чуть в стороне.
Но самое значительное изменение, произошедшее со скелетом, заметил Петька.
– Зубы! – сдавленно воскликнул он.
– Что зубы?
– Посмотри на них! Типа помнишь, они были все выкрошены?
Филька увидел: желтые зубы скелета стали теперь идеально белыми. Белыми и блестящими. Точно так же посвежели и кости. Но это было еще полбеды, главной же бедой было другое.
Мальчик заметил у скелета четыре выступавших клыка – два сверху, два снизу. На двух верхних клыках отчетливо выступали пятна крови.
Вначале Хитров решил, что это его кровь, оставшаяся с позавчерашнего дня. Но его кровь могла быть только на одном клыке, но никак не на двух. Вдобавок ее уж точно не могло быть так много.
«Стафилококк!» – подумал Филька.
«Ты угадал, юный граф! Стафилококк! Как же давно я не ел! Его кровь была очень кстати. Скоро я обрету силы, и мы с тобой встретимся – два графа Дракулы: старый и молодой!»
Стараясь не смотреть на скелет и не слушать раздававшееся в голове бормотание, Филька повернулся к шкафу. Как он и предполагал, разбит был именно крайний шкаф. Парта, за которой Хитров вчера сидел, стояла вся засыпанная мелкими осколками стекла.
Осколки покрывали парту и пол, в самом шкафу их почти не было. А это значило, что удар нанесли изнутри. Из шкафа. Если бы били снаружи, чтобы влезть в шкаф, то стеклом была бы засыпана полка.
И еще Филька понял: Туфелька ошибалась, когда сказала, что ничего не пропало.
Она просто не заметила.
Кое-что исчезло.
Исчез ворон.
Но ворон исчез не один.
Сердца тоже не было...
Пока Хитров рассматривал разбитый шкаф, Петька Мокренко караулил возле дверей. Внезапно дверь распахнулась, и в класс ввалился Орангутанг. Вообще-то называть его Орангутангом не полагалось. За это можно было угодить в больницу с сотрясением мозга.
Орангутанг был здоровенный одиннадцатиклассник. Рыжий, с волосатыми кистями и каким-то приплюснутым черепом. Это был странный тип. Странный и какой-то психованный, с наклонностями садиста. Ему доставляло удовольствие бить. Когда он кого-то бил, у него даже глаза выкатывались, словно он испытывал наслаждение.
Фильку Хитрова и Петьку Мокренко он не любил больше других. Причину этой нелюбви объяснить было сложно: вроде будто бы они его когда-то обозвали, или Орангутангу только казалось, что обозвали. Впрочем, это не имело значения. Для Орангутанга главное было бить. А уж повод выдумать можно всегда – за этим дело не станет.
Ввалившись в класс, Орангутанг немедленно потрепал Петьку по щеке. Хлопки эти, вроде бы дружественные, на самом деле были почти пощечинами.
– Ну что, рад меня видеть, толсторожий? Вижу, что рад! Прогуливаете, пацаны? Вам мама не говорила, что надо ботанеть, а?
Петька невольно попятился. Дать сдачи верзиле на три года старше он не осмеливался.
Орангутанг нехорошо прищурился:
– Так, значит, не рад? Ну-ну. Тут мне один друган сказал, что вы катили на меня бочки? Было такое или не было? – стал допытываться он.
Одновременно его правая рука стала медленно подниматься, как если бы он собирался двинуть Мокренко в челюсть. Петька приготовился уклоняться, но тут резкий удар в живот заставил его согнуться. Орангутанг ударил левой – сильно и быстро. И еще добавил коленом. Оказывается, замах правой был только отвлекающим маневром.
– Хороша штучка? Эх ты, боксер лажовый! Думаешь, больно? Сейчас будет еще больнее! – пообещал Орангутанг.
– Эй ты, обезьяна! – вдруг окликнул его чей-то голос.
Когда в кабинет биологии вошел их смертельный враг, Филька вначале испугался. Но испугался лишь на миг. Что-то в нем уже изменилось.
Он был не таким, как прежде.
Он был другой.
Страх перед Орангутангом исчез.