– Воды! – прохрипел он запекшимися губами.

Наташа торопливо прислонила велосипед к ограде.

– Тебе плохо? Ты хочешь пить? Тут рядом киоск!

Кое-как Филька вновь овладел голосом. Разумеется, если теперь это был его голос. Слишком низким он стал. Клокочущим. Чужим.

– Не надо киоска. Принеси мне святой воды! Скорее!

Больше всего Филька опасался, что Наташа сейчас станет задавать дурацкие вопросы. «Вода? А зачем тебе вода? А почему святая? А что ты будешь с ней делать? А сам ты не можешь сходить?»

Пристань она сейчас с расспросами, как это сделали бы восемь девчонок из десяти, Филька ничего не смог бы ей ответить.

Но Завьялова не стала ничего спрашивать. Видно, правда, она была особенной. Хитров не ошибся, когда влюбился именно в нее.

Наташа оглянулась и быстро скользнула на церковный двор, а оттуда в храм. Филька ждал. Появилась она только минут через десять. В руках у нее была большая двухлитровая бутылка.

То, что в бутылке именно святая вода, Филька понял сразу. Он даже не мог взять бутылку в руки, так его крутило.

– Ты еще здесь? – весело спросила Наташа. – Еще не угнал мой велик?

– Почему так долго? – прохрипел Филька. Ему было не до обмена шуточными репликами.

Девочка возмущенно подбоченилась:

– Тебе не угодишь! Сразу не получилось. В храм, оказывается, нельзя с непокрытой головой и в джинсах. Потом стали спрашивать, зачем мне вода, а я не могла толком объяснить... Что с тобой? У тебя все лицо мокрое!

Филька едва разбирал, что она ему говорит. Его заливал пот. Желудок выворачивало. Руки тряслись. Уже одна близость святой воды давала себя знать.

Это сейчас. А что будет, когда он сделает то, что собирается? Но нет, об этом не думать! Не сейчас.

– Помоги мне добраться до скамейки. До той, дальней! Не надо, я сам... Лучше дай велосипед! – хрипло потребовал он.

Филька оперся на руль велосипеда и кое-как с его помощью дотащился до скамейки. Так плохо ему не было еще никогда. Даже в тот день, когда он упал с забора и сломал лодыжку. Тогда ему пришлось полтора километра ковылять до дома. Боль была страшная, но все же не такая, как теперь. То была всего лишь боль, это было – мучение.

Наташа шла за ним, то и дело беспокойно заглядывая Фильке в лицо. Она ни о чем не спрашивала – и за это мальчик был ей благодарен.

Вот, наконец, и скамейка. Хитров огляделся. Вроде бы никого. Только он и Наташа. Скамейка стояла в тени в стороне от асфальтовой дорожки. Были уже сумерки. В сумерках плохо видно. Но только не ему. Не вампиру.

Он не хочет быть вампиром! Он не будет вампиром. Никогда.

– Делай, что я тебе говорю! Только быстро. Очень быстро! – прошептал он Наташе. – Открой бутылку!

Девочка открыла бутылку.

– Лей на меня! Хотя нет, ты не выдержишь, если я стану орать... Дай ее сюда и отойди!

Быстрее, чтобы не передумать! Быстрее!

«Не делай этого, юный граф Дракула! Не делай! Ты не знаешь, что тебе предстоит испытать!»

Зажмурившись, Филька выхватил у Наташи бутылку и плеснул себе на голову. Страшная боль перехватила дыхание, пронзила его всего. Филька заорал, заорал страшно, не своим голосом. Ему чудилось, что он льет кипяток. Что кипяток! Расплавленную ртуть!

Но это длилось всего несколько мгновений. Потом боль отпустила. Бутылка выскользнула у него из рук, и Филька без чувств рухнул на землю. Удара он уже не почувствовал.

5

Пустота. Снова пустота. Пустота и чернота. Он падает в эту черноту с огромной высоты. Летит головой вниз. Когда он сорвался? Откуда? Долго ли будет лететь? Пустота. Бесконечность. Нет конца и нет начала.

Если это и есть вечность, то не надо такой вечности.

Внезапно Филька видит, что уже не летит. Когда оборвался полет? Сто лет назад, тысячу? Это он не знает. Он бредет по кладбищу. Зияние зловонных могил. Каждая хочет поглотить его. Могилы вырастают то справа, то слева. Многие приходится перешагивать. Мокрая земля под ногами как трясина. Затягивает. Скроешься и не появишься.

«Когда это кончится? Когда?!» – кричит Филька и неожиданно различает впереди свет. Не мерещится ли ему? Света совсем мало. Всего лишь искра. Она то гаснет, то вновь вспыхивает во мраке.

Филька мчится к этой искре. Только там спасение! Только бы добежать! Но вот он увидел, что это уже не искра, а полукруглая дверь, в которую бьет свет.

* * *

Мальчик очнулся. Открыл глаза. Понял, что его голова лежит на чьих-то коленях. Еще секунду спустя понял, что это колени Наташи. Все было так, как он воображал себе когда-то. Даже еще лучше.

Наташа взволнованно смотрела на него. Что-то говорила. Ее голос долетал до Фильки словно сквозь толстое одеяло.

Хитрову не хотелось ей отвечать. Хотелось лежать так долго, бесконечно долго.

От такой бы вечности он не отказался.

Но тут он увидел луну. Ее круглый, красноватый диск медленно выползал из-за крыши ближайшего дома.

Филька стряхнул оцепенение.

– Я долго так лежал? – спросил он. Ему не хотелось говорить «без сознания». Без сознания – это другое. Не то, что он испытал. Не там, где он был.

– Минут десять. Даже меньше, – ответила Наташа. Кажется, она была рада, что Филька заговорил.

Он облегченно вздохнул. Десять минут. А ему почудилось, что прошла целая вечность. Верно говорят, что время относительно.

– Ты никого не звала на помощь?

– Нет, не успела. Я боялась тебя оставить. А что, надо позвать?

Наташа хотела вскочить, но Филька задержал ее за руку.

– Не надо. Никто не нужен.

– Ты уверен? А что с тобой было?

Филька помолчал. Как описать то, что произошло? Да разве существуют такие слова?

– Я не хотел быть вампиром, – коротко сказал он.

Наташа вздрогнула.

– Я знала! Я знала! Данилов не соврал! – воскликнула она. – А теперь, после святой воды, ты уже не вампир?

Она спросила это с беспокойством. Но Филька чутко уловил, что это был не страх, что он может быть опасен, а именно беспокойство. Беспокойство за него.

– Не знаю, – сказал Филька. – Возможно, да. Возможно, нет.

Ему и правда это было неизвестно.

Справа он услышал урчание мотора. С другой стороны кустов медленно проезжала милицейская машина, патрулировавшая парк. Филька чуть сощурился. Его взгляд пронизал кусты и легко проник сквозь крыло машины внутрь ее двигателя. Он увидел, как работают поршни и поочередно открываются клапаны.