– Это как-то связано с вашей миссией?
– И да и нет, мэм комиссар. Моя миссия – вовсе не расследование причин гибели конвойных и транспортных боссов. Все намного сложнее… вопрос, которым я занимаюсь, может показаться не слишком значительным, но для нас он чрезвычайно важен. Всех нас ждет война, в которой, наверное, не будет победителей. Мы с вами, несомненно, погибнем, но человечество как раса может уцелеть. Поэтому тут нет и не может быть мелочей. Каждая такая «мелочь» – это песчинка на чаше весов.
Леа Малич покачала головой и тихонько вздохнула. Они еще не понимают, вдруг подумал Хикки, они, цивильные, все еще думают, что ее величество Война обойдет их дома стороной, прогремит, как это уже было, где-то там, среди далеких звезд. Но на этот раз все будет не так. Или мы или они, и никак иначе. Она думает, что впереди еще целая жизнь, – но ее, увы, уже нет. Когда вокруг вскипят океаны, жить будет поздно…
Время жить и время умирать. Первое уже позади, и теперь ли мне бояться смерти? Я умру, как умрете и вы все… но может быть, прежде чем умереть, я смогу сохранить для будущего другие жизни? Так дерево, погибая от жары в засушливый год, продолжает разбрасывать вокруг себя летучие семена в надежде, что хоть некоторое из них смогут дожить до оживляющего ливня и посеять новую жизнь. И возможно, она будет не такой, как прежде.
– Я верю в человека, – сказал вдруг Хикки, глядя, как тают за крылом далекие дюны побережья, – я верю в то, что мы еще молоды, и впереди у нас огромный запас пассионарных сил. Я не знаю, что нас ждет: может быть, как предрекают некоторые, упадок и новые Темные Века, но я уверен в том, что все вернется – новая слава ляжет поверх старой, вознося имя человеческое. Ради этого не страшно умирать…
Леа посмотрела на него с удивлением, к которому примешивалось восхищение. Не видя ее глаз, Хикки все так же продолжал смотреть в боковое окошко кабины.
– Возьмите правее, – сказал он. – Кажется, мы уже вышли из зоны безопасности порта.
* * *
Выйдя из коптера, женщина долго рассматривала старый «замок», не двигаясь с места. Хикки терпеливо ждал, когда она насытится впечатлениями; из глубины дома раздавались отрывистые команды Этерлена, который с помощью Лоссберга готовился к допросу захваченного террориста. По его речи Хикки сразу понял, что он собирается использовать «химию». Такой допрос, основанный на гипнотических способностях дознавателя, требовал немалой энергии. Хикки знал, что Этерлен в этом отношении гораздо сильнее его самого, но беспокоился за сохранность нервной системы генерала.
«В случае чего, – решил он, – придется подключаться самому».
– Кто это построил? – спросила Леа, подходя к фиолетовой лестнице «замка».
– Так, один сумасшедший, – отмахнулся Хикки. – Собирался воевать с призраками. Идемте, они наверху.
Этерлен и Лоссберг расположились в просторном холле второго этажа. Мьюз, уже приведенный в чувство, был крепко привязан к креслу. Он выглядел жалко: глядя, как Этерлен умело собирает инъектор, террорист мелко трясся, по его лицу текли крупные капли пота.
– Что, парень, – говорил Этерлен, – хватать женщин и детей ты умеешь, а укольчиков боишься? Ничего, сейчас мы прочистим тебе мозги…
– Это так называемый «психосиловой допрос», – объяснил Хикки женщине. – Вам, разумеется такие номера запрещены. Даже мы применяем их только в исключительных случаях: это довольно опасно.
Этерлен прикоснулся инъектором к шее Мьюза, и тот сразу же обмяк, в глазах появился пустой идиотический блеск.
– Так, теперь тишина, – Этерлен сразу стал серьезен. – Всем молчать, молчать!
Он уселся верхом на стул и начал.
– Александр Кеннет Мьюз, в каких отношениях вы состоите с Всеславом Батицким, кадетом Академии Имперской Службы Безопасности?
– Всеслав сын моей двоюродной сестры Сары Инги Батицкой, в девичестве – Свенсон.
– Когда Всеслав появился на Авроре?
– Больше месяца назад, точнее припомнить не могу.
– Вспоминайте.
Лицо Мьюза исказила мука. Он тяжело вздохнул и резко, неестественно дернул головой.
– Сорок два дня тому назад.
– Какова была цель прибытия Всеслава Батицкого?
– Он собирался расправиться с несколькими известными на Авроре предпринимателями, занятыми в сфере конвойно-транспортных операций.
– С какой целью?
Мьюз промолчал. Хикки видел, как подергивается его щека: террорист изо всех сил пытался найти ответ на заданный ему вопрос, но это было не в его силах.
«Код? – подумал Хикки. – Нет, это невозможно, Пол пробился бы. Он и в самом деле не знает, какого черта пацан решил мочить всю эту публику.»
– Расправиться – значит убить?
– Да, это так.
– Почему вы согласились помогать Батицкому в этом деле?
– Я не соглашался. Он принудил меня силой оружия. Он завладел оружием своей семьи и заставил меня предоставить ему транспорт и финансовую поддержку.
– Батицкий покидал Аврору?
– Один раз. Его не было пятеро суток. Потом он вернулся, и все началось снова.
– Родители Батицкого знали, чем он тут занимается?
– Нет, не знали.
– Кто сопровождал Всеслава на Авроре?
– Высокая девушка, двадцать два-двадцать три года, зовут Роми. Фамилия мне не известна. Они жили у родителей Батицкого.
– Каково было психическое состояние Всеслава Батицкого после прибытия на Аврору?
– После отчисления из Академии он получил психотравму, но с отчислением она связана не была. Подробности мне не известны. Он был очень скрытен, и даже родители не могли сказать, что же с ним произошло.
Хикки нахмурился. Психотравма! Кадет был отчислен… почему отчислен? Какая психотравма, не связанная с отчислением, могла заставить пацана схватиться за оружие?!
Ему хотелось скорее включить свой терминал, но допрос следовало довести до конца – и ни в коем случае не мешать Этерлену.
– Где сейчас находятся Батицкий и Роми?
Молчание. Мьюз задергался, из его глаз вдруг брызнули слезы, и голова допрашиваемого безвольно упала на грудь. Этерлен шумно выдохнул и, пошатываясь, встал на ноги.
– Хик, – сказал он, – мне нужно полежать. Просмотри все, что можно найти на этого гада Батицкого. Слабак он, этот Мьюз. Но… он действительно не знает.
Лоссберг помог Этерлену доковылять до стоявшего в холле дивана и повернулся к Хикки.
– Где твой терминал?
– Идемте вниз, – устало сказал Хикки.
– Он жив? – произнесла Леа, с ужасом рассматривая бесчуственного Мьюза.
– Он придет в себя часа через три, может, больше. Я не поручусь за его психическое здоровье. Некоторые люди плохо переносят такую «промывку».