— Поэтому я иду своя комната, — повторила Мици, чтобы ее намерение дошло до каждого, и театральным жестом сняла фартук. — Спокойной ночи, мисс Блэклок! Может, утром вы уже не жить. Поэтому до свиданья! На всякий случай.
Мици вышла, и дверь притворилась за ней, как обычно, со слабым, жалобным визгом.
Джулия поднялась.
— Давайте я займусь обедом, — сказала она так, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. — По-моему, это мудрое решение. Заодно я избавлю вас от неловкости сидеть со мной за одним столом. Раз Патрик вызвался быть вашим защитником, тетя Летти, значит, он будет первым пробовать каждое блюдо. Я не хочу, чтобы меня обвинили еще и в вашем отравлении.
И Джулия приготовила отменный обед.
Филиппа заглянула в кухню, пытаясь предложить Джулии свою помощь, но та решительно отказалась.
— Джулия, я хочу тебе сказать…
— Сейчас не время для девичьих признаний, — твердо заявила Джулия. — Иди в гостиную, Филиппа.
…Теперь обед закончился, и все, сидя в гостиной, пили кофе за маленьким столиком у камина; похоже, им было нечего сказать друг другу… Они ждали.
В половине десятого позвонил инспектор.
— Я буду через пятнадцать минут. Со мной приедут полковник, миссис Истербрук, миссис Светтенхэм и ее сын.
— Но, инспектор… Я сегодня не настроена принимать гостей.
Казалось, у мисс Блэклок от горя вот-вот случится разрыв сердца.
— Я понимаю ваши чувства, мисс Блэклок, и приношу свои извинения. Но дело не терпит отлагательства.
— Вы нашли мисс Марпл?
— Нет, — сказал инспектор и повесил трубку.
Джулия понесла на кухню кофейный поднос и, к своему удивлению, обнаружила там Мици, которая созерцала груду посуды возле раковины.
Мици разразилась потоком брани:
— Смотри, что ты делать с моя такая прекрасная кухня! Эта сковородка… я использовать ей только для омлет, для омлет! А ты что из нее готовить?
— Я в ней пожарила лук.
— Она разрушилась! Разрушилась! Теперь ее нужно мыть, а я никогда, никогда не мыть моя сковородка для омлет! Я протирать аккуратно газета с сало, и все! А эта кастрюля только для молоко…
— Я понятия не имею, какие кастрюли и для чего ты используешь, — сердито отрезала Джулия. — По-моему, ты хотела спать. Ну, и спала бы себе, чего вскочила? Выметайся, дай мне спокойно помыть посуду.
— Нет, я не разрешаю использовать моя кухня!
— Мици, ты просто несносна!
Не успела рассерженная Джулия выскочить из кухни, как в дверь позвонили.
— Я не открывать, — заявила Мици.
Джулия сказала ей на прощание пару ласковых и пошла к входной двери.
На пороге стояла мисс Хинчклифф.
— Добрый вечер, — хрипло сказала она. — Прошу извинить за вторжение. Надеюсь, инспектор уже позвонил?
— О вашем приходе он нас не предупредил, — пробурчала Джулия, проводя ее в гостиную.
— Он сказал, что, если я не хочу, я могу не приходить. Но я пришла! — отчеканила мисс Хинчклифф.
Никто не выразил ей соболезнований и ни словом не обмолвился о гибели мисс Мергатройд. У энергичной мисс Хинчклифф было настолько скорбное лицо, что все становилось ясно без слов и любые соболезнования были не к месту.
— Зажгите свет, — попросила мисс Блэклок, — и подбросьте в камин угля. Я жутко замерзла. Проходите, мисс Хинчклифф, садитесь поближе к огню. Инспектор обещал приехать через пятнадцать минут. Значит, он вот-вот будет здесь.
— Мици снова спустилась вниз, — сообщила Джулия.
— Да? Мне иногда кажется, что она сумасшедшая, просто сумасшедшая. Но, может, мы тут все безумны?
— Терпеть не могу, когда преступника называют безумцем! — возразила мисс Хинчклифф. — По-моему, они, наоборот, прекрасно соображают, что к чему, раз могут так холодно и жестоко рассчитать каждый свой шаг!
С улицы донесся шум машины, и вошли Краддок, полковник, миссис Истербрук, Эдмунд и миссис Светтенхэм. Вид у всех был подавленный.
Полковник Истербрук сказал голосом, прозвучавшим как далекое эхо его обычного голоса:
— Ха! Хорошее пламя!
Миссис Истербрук села рядом с мужем, не снимая шубы. Ее лицо, всегда такое очаровательное и немножко кукольное, напоминало сейчас маленькую, облезлую мордочку ласки. Эдмунд был сердит и хмуро озирался по сторонам. Миссис Светтенхэм была напряжена и казалась пародией на саму себя.
— Ужас, правда? — затарахтела она. — Ужас, что творится. Вот уж поистине, молчание — золото. Никто не знает, кто будет следующим… это как чума. Мисс Блэклок, дорогая, вам не кажется, что нам не помешало бы выпить чуточку бренди? Всего по полрюмочки. Я всегда говорила, что бренди — отличная вещь, он так бодрит! С моей, вернее, с нашей стороны, конечно, бестактно, что мы явились к вам без приглашения, но нас заставил инспектор. Ах, все так чудовищно, ее ведь не нашли! Я имею в виду бедную старушку, которая жила у пастора. Банч Хармон чуть не помешалась от горя. Никто не знает, куда она пропала. К нам не заходила, я ее вообще сегодня не видела. А уж я бы знала, если б она вернулась к пастору, ведь я сидела в гостиной, в глубине дома, а Эдмунд работал в кабинете, у него окна выходят на улицу. Так что какой бы дорогой она ни пошла, мы бы ее увидели… Но я надеюсь, что с нашей дорогой старушкой все в порядке. Господи, хоть бы все было в порядке!
— Мама! — страдальчески сморщился Эдмунд. — Неужели ты не можешь помолчать?
— Конечно, дорогой! С удовольствием помолчу! — Мисс Светтенхэм уселась рядом с Джулией.
Инспектор Краддок встал возле двери. Лицом к нему сидели в ряд три женщины. Джулия и миссис Светтенхэм расположились на диване, а миссис Истербрук притулилась на подлокотнике кресла, в котором восседал ее муж. Краддок их так не рассаживал, но его это вполне устроило.
Мисс Блэклок и мисс Хинчклифф стояли, нагнувшись над камином. Эдмунд застыл возле них. Филиппа отошла в глубь комнаты, в тень.
Краддок сразу перешел к делу.
— Ни для кого не секрет, что мисс Мергатройд убили, — сказал он. — У нас есть основания полагать, что убийца — женщина. По ряду причин мы можем еще больше сузить круг подозреваемых лиц. Я намерен опросить кое-кого из присутствующих дам, что они делали сегодня с четырех до двадцати минут пятого. У меня уже есть сведения о передвижениях одной молодой особы, именующей себя мисс Симмонс. Я прошу ее повторить свои показания. Причем обязан вас предупредить, мисс Симмонс, вы можете не отвечать, если боитесь, что ваши показания будут вменены вам в вину; каждое ваше слово будет запротоколировано констеблем Эдвардсом и может быть использовано в качестве свидетельских показаний на суде.
— Это обязательно говорить, да? — спросила Джулия. Она сильно побледнела, но не потеряла самообладания. — Хорошо, я повторю. С четырех до двадцати минут пятого я гуляла по полям, ведущим к речушке, что возле фермы «Комптон». Потом вышла на дорогу, где растут три тополя. Насколько помню, мне по пути никто не встретился. Мимо «Боулдерса» я не проходила.