Самое плохое в том, что в эту массу сусла будет брошена закваска – неонацисты из Правого сектора, опытные, идеологически подкованные, ненавидящие власть и имеющие простые ответы на самые сложные вопросы. Наивно думать, что они не попробуют возглавить новый протест и не попытаются захватить власть. Шансы президента на чисто физическое выживание при таком раскладе близки к нулю.
В этом случае да, будет очень выгодно иметь на Востоке каким-то образом легализованные, но не разоруженные отряды сепаратистов. Достаточно мощные, чтобы представлять угрозу даже Киеву. И как противовес западникам, и как постоянную угрозу, и как отвлекающую цель.
– Да, я понимаю.
– Нужно технично обойти тему Крыма, – сделала еще один шаг Марина. – Обо всем остальном можно говорить.
Из комнаты она вышла только через полтора часа. Все это время ушло на переговоры. На остальное президент так и не решился.
«Ну, значит, ты упустил свой шанс. Другой тебе вряд ли представится. Если, конечно, не будет приказа, – подумала Марина и сразу вспомнила о его жене. – Почему она не поддерживает его? Умная женщина способна сделать мужчину намного сильнее, чем он есть».
Марина достала сотовый.
– Прошу прощения. – Украинец из охраны сделал запрещающий жест. – Отсюда нельзя звонить.
Нельзя так нельзя.
«Мерседес» медленно тронулся, топча колею в снегу, за ним тенью пошел внедорожник. Темнело рано. Мелкий и тихий снежок падал на Киев, словно желая закрыть белой пелериной всю ту мерзость и безумие, которые творились здесь.
Они повернули, прокатились мимо огромной, достигающей второго этажа, кучи какого-то мусора. Тут Марину что-то кольнуло, но сперва она не поняла, к чему это. Только когда впереди начал резко сдавать задом огромный самосвал, до нее все дошло. Потому что она была не шлюхой, подстилкой для иностранных дипломатов, а кадровым разведчиком, подполковником ГРУ.
– Назад! – крикнула женщина.
Водитель ничего не понял, включил проблесковые маяки под капотом и крякалку. Резкий звук разнесся над улицей.
Поздно!
Из-за кучи мусора, точнее сказать, над ней выступил гранатометчик с РПГ‑7. Он стрелял сверху вниз, промахнуться было почти невозможно. Граната врезалась в заднюю часть внедорожника охраны. Полыхнуло здорово. Из кузова самосвала по «Мерседесу» ударили автоматные очереди. Машина была бронированной, но Марина отчетливо понимала, что жива только до тех пор, пока гранатометчик не перезарядит свое оружие. РПГ‑7 вскроет их машину как консервную банку.
Охранник, сидевший рядом, выхватил пистолет. Она ударила его локтем, оглушила и выбила ствол. Потом Марина поймала момент, когда у стрелков, сидевших в кузове грузовика, одновременно закончились патроны, открыла дверцу, вывалилась из машины и покатилась по грязи.
Стрелять она и не думала.
И правильно. Расчет был на то, что в горячке боя ее маневр просто никто не заметит. Темно уже, фонари светят. Есть явные крупные цели: «Мерседес» и внедорожник. По ним и будут бить автоматчики. А выцеливать кого-то в грязи никто не станет. Тем более что она в черном.
Но только если Марина не будет стрелять.
Снег на дороге был грязным, полным весенней влаги и всякого мусора. Внедорожник пылал костром.
Справа стояли девятиэтажки, в которых одно за другим чернели окна. Люди, наученные горьким опытом, и не думали вмешиваться. Они гасили свет, ложились на пол, уводили детей.
Она была уже на пешеходной дорожке, в грязной жиже, измочаленной тысячами ног, когда гранатометчик перезарядил свою трубу и снова прицелился. Марина увидела вспышку, разглядела, как граната пошла и ударила в «Мерседес», бестолково пытающийся сдать назад, как полыхнуло огнем и полетели куски. Она могла бы быть там, в машине. Ей надо бежать к девятиэтажкам. Там Марина спрячется, и никто ее не найдет.
И тут, поднимаясь, она увидела человека с АКМ. Он бежал от кучи мусора к горящему «Мерседесу». Следом за ним мчался еще один.
Делать было нечего. Марина выстрелила с колен, и оба рухнули в грязь как подкошенные. У второго, кажется, была камера вместо оружия, но это не имело никакого значения. Он был среди нападавших, значит, являлся целью.
Понимая, что выдала себя, она подняла пистолет и четырежды выстрелила туда, где, по ее расчетам, должен был находиться гранатометчик. Попала или нет, Марина не видела, но больше оттуда не стреляли.
Кое-как поднявшись на ноги, она бросилась бежать, петляя как заяц.
С самосвала открыли огонь из автоматов, но очереди легли далеко за ней. Стрелки не просчитали, куда она побежит, лупили туда, где были выстрелы и вспышки. Пусть стреляют. Впереди двор, в руке «глок», а в нем еще достаточно патронов.
К счастью, здесь еще не привыкли перегораживать все и вся высокими заборами, как в Москве. Марина заскочила во двор и с разбегу напоролась на маршрутку, стоящую у самого угла. Около нее нервно курил человек.
Увидев ее, он бросил сигарету и пробурчал:
– Алена, это ты? Что там делается?..
Тут дядечка что-то понял, начал поднимать помповое ружье, но не успел. Марина выстрелила ему в лицо, и он упал как подкошенный.
Дверь маршрутки была открыта. Женщина заскочила туда.
Водила увидел ее, поднял руки и истерически закричал:
– Не стреляй! Эти гады заставили!.. Дети у меня, не стреляй!
Она ударила его рукояткой пистолета.
– Поехали! И заткнись! Да гони же ты!
Водитель, трясясь, тронул микроавтобус с места.
– Выезжай на дорогу, – сказала Марина, чувствуя, как начинает трясти. – Проедем немного, и я тебя отпущу.
Тем временем я не находил себе места в отеле, тоже чувствовал неладное.
Утром я написал рапорт и отправил в центр. Несмотря на шифр гарантированной стойкости, я пользовался эзоповым языком, прося прислать группу для сопровождения и поддержки. Если Московенко клюнул – а так оно и есть, он все-таки разведчик советской школы, – то я его вести не смогу. Для работы с таким агентом, как этот украинский генерал, нужна отдельная группа.
Да, я наверняка знал, что он повелся. У него достаточно денег, но есть кое-что круче любых долларов и евро. Это возможность быть хозяином самому себе. У разведки очень редко не бывает таковых. Причем они чаще всего такие, что их просто хочется пристрелить. Всеми делами в ЦРУ США заправляют тамошние политики. Они же командуют и украинскими разведчиками. А вот у нас хозяев нет. Вообще.
Если я и утрировал, говоря об этом, то совсем немного. Только ради того, чтобы Московенко потер свои жадные шаловливые ручонки, представил себе, обмозговал, как хорошо, когда ты сам себе хозяин, и предал тех, кто платил ему сейчас.
Но все равно покоя не было. Я почистил и смазал пистолет, словно понимая, что он пригодится.