Усталость не пощадила и Макса. Все его защитные механизмы провернулись на один такт вперед, поэтому он и вытворял такое. Хотя мне было не сильно легче.
Он чуть склонил голову набок:
– Вину.
– Перестань, Максим. Действия говорят куда больше, чем слова. Твое отношение ко мне… Оно не в нуаровом стимпанке, а здесь.
Слова отражали суть, но отчего-то звучали насквозь лживо. Макс улыбнулся одними губами.
– Я наговорил лишнего.
– Ты говорил, что думал.
– Да неужели? Я был зол, Лив. Я говорил только то, что приходило в голову и немного напоминало правду. Ты же должна знать, подобное бьет больнее всего.
На этот раз одними губами улыбнулась я.
– Мне кажется, Максим, ты сейчас говоришь то, что немного напоминает правду.
«Прошу очаровательную Оливию и Максима занять свои места и пристегнуться. Через пятнадцать минут мы прибываем в Мадрид», – вклинился по громкоговорителю капитан.
Мы уселись в широченные кресла.
– Влюбленная парочка, значит? – устало поинтересовалась я.
– Есть варианты?
Вариантов, к сожалению, не было. Если бы только отец не увидел что-то в нас двоих, не понял, что мне и изображать нечего, а Макс – стопроцентный авантюрист! Константин Розен читает людей. Потому и миллиардер. Я людей не только читаю, но местами еще и люблю, потому и писатель. Чертовы гены. Никак не дают ускользнуть от собственной семьи.
Прямо у трапа нас ждал «Роллс-Ройс». В этот момент я поняла, что отвыкла окончательно и бесповоротно. Гамов замешкался где-то внутри, я обернулась, и в этот же момент его теплая рука легла мне на плечо. Внутри затикали старинные золотые часы. Наслаждайся, Роза, на два дня он твой. Потом нас ждет Москва и беременная Рита, а сейчас мы в Мадриде, выходим из частного самолета, садимся в «Роллс-Ройс», и Макс удивительно бодро шпарит на испанском. В своем пединституте, что ли, выучил? Я понимала его только отчасти, но тут встречающий нас черноокий красавчик наконец-то перешел на замечательный английский язык.
Выяснилось, что, помимо колец Тиффани и чемоданов с монограммами, раздобытых где-то в ночи, отец постарался и насчет красивой истории. Для испанцев ведь что главное? Правильно, семейные узы. Поэтому Константин Розен сочинил отличную сказку про то, как к нему приехала дочь с мужем, и он волевым усилием отправил их знакомиться с прекрасным семейством Лопесов, а сам подъедет чуть позднее.
Я попыталась в очередной раз схватиться за лоб. Не позволил смеющийся Макс – взял за руку и поцеловал пальцы. Пришлось улыбнуться в ответ.
Ехали мы довольно долго. За окном мелькали привычные и прекрасные зеленые пейзажи. Хосеу всю дорогу извинялся за любое несовершенство окружающего нас мира, чем в итоге довел меня до ручки. Впрочем, причина его беспокойства стала ясна довольно скоро: сестра, старший ребенок в семье, наотрез отказалась делать исключение и менять распорядок дня из-за сумасшедших русских англичан, изволивших прилететь в девять утра.
Поняв, что нам удастся отдохнуть с дороги, я расцвела, обняла Макса за колени – когда еще? – и прощебетала, что мы сами не любим вставать рано, потому что пишем по ночам. Хосеу чуть успокоился, извинился в очередной раз за недостаточно теплую погоду – и мы мягко подрулили к типичному испанскому поместью девятнадцатого века. Я хотела ужаснуться и сделать выводы относительно того, при каких условиях семья Лопес завладела особняком, но потом махнула рукой и провела занервничавшими пальцами по волосам Макса. Пускай попляшет. Тот и глазом не моргнул.
Мы выгрузились из машины, прошли по паре анфилад и наконец достигли огромной спальни, убранной вполне современно и немного отдававшей классическим пятизвездочным отелем.
Дворецкий принес чемоданы, Макс бодро поблагодарил его, но чаевых, к счастью, сообразил не давать. Я оценивающим взглядом посмотрела на супружеское ложе и, несмотря на протесты, упала ничком прямо на покрывало, чувствуя, как дремота накатывает волна за волной. Макс пощелкал замками и отправился в ванную, откуда вскоре раздалось шипение воды. Я подтянула ноги к груди, устроилась поудобнее и вдруг поняла, что совершенно не хочу спать.
Адреналин бегал по венам, сердце стучало, как сумасшедшее, и я с досадой подумала, что надпочечникам уже пора бы отрубиться и дать мне покой. Вторые сутки на ногах, отвратительная стрессовая неделя, в начале которой выясняется, что Рита беременна, в конце которой я возвращаюсь в родные пенаты – и якобы выхожу замуж за Макса. Надо же отоспать это все. Надо сбросить вес с плеч. Но нет.
Дверь скрипнула. Из ванной появился Макс, и я, прокляв все на свете, бросила на него осторожный взгляд из-под ресниц.
– Пока что мы молодцы, – непринужденно заметил Макс, поправляя шикарный серый пиджак.
Я дернулась было, да так и застыла с бокалом шампанского в руке. Хваленый самоконтроль вышел весь. Я искренне улыбалась шуткам Марии, искренне смущалась от очередного приступа самоедства, накатившего на Хосеу… Но честнее и прозрачнее всего целовала бриллиант на правой руке, когда оставалась одна. Куда падать ниже – не имею понятия.
Два раза звонила из ванной Гере, два раза напарывалась на автоответчик, потом наконец получила сообщение, цитировавшее одну известную дома песню, что-то там про побег от реальности и потерю счета дням. Выходные, он имел право. Эсэмэс подошло бы и к моей ситуации, да только я ни на мгновение не переставала отсчитывать секунды, летящие в пропасть. Все старинные часы модернизированного поместья стали моим личным проклятьем, никак не желая остановиться или хотя бы помедлить мгновение. Не помогала и прекрасная вечеринка в саду, на которой собралась куча родственников и друзей дурацких Лопесов. Сплошная золотая молодежь, увешанная кольцами Cartier, серьгами Carrera y Carrera – естественно, должен же кто-то поддерживать отечественного производителя – и длинными цепями Van Cleef and Arpels (господи, как же мы в в пятнадцать лет хохотали над стариком Ван Клифом и чертовыми позерами, носящими его часы за восемьдесят штук фунтов, хотя сами были не лучше, испорченные детишки, наряженные в джинсы Citizes of Humanity и псевдобунтарские майки Dolce&Gabbana).
– Ты, я вижу, не в духе, – чуть приподнял бровь Макс, заговорщически улыбаясь, и профланировал куда-то за шампанским.
Я проводила его спину долгим взглядом и представила, как буду смотреть в нее завтра с утра. Когда мы вернемся в Москву и – о да, какое счастье, заезжать домой не нужно – сдадим кольца в ближайшем бутике (отец, конечно, сказал все оставить, но что я, совсем не в себе?), а потом побежим в разные стороны. И я оглянусь, а он – нет. Ему давно пора к Рите, ведь у нее будет ребенок. Его ребенок.
– А вы, надо полагать, госпожа Розен?
Я вздрогнула и подняла голову. Надо мной с довольно приветливой миной склонился симпатичный молодой человек. В голове сразу защелкали ноли с единицами. Причем не в денежном эквиваленте, а как у робота. Два состояния. Ноль или единица. Конденсатор. Двоичный код. Вот и чудно, значит, прихожу в норму.