– Признаться, я опасаюсь идти в новый поход, – чуть поежился Голицын. – Предчувствие у меня плохое. Братец-то твой вон что чудит. Как бы бунт против тебя не поднял.
– Сам же говорил, что ему незачем. Тем более что его торговле я не мешаю, а более его ничто не интересует.
– Так-то оно так, – задумчиво произнес Василий. – Но я сильно переживаю. Сама посуди. Все толковые офицеры, что служили верой и правдой твоему покойному родителю и тебе, ушли в отставку по здоровью. А потом внезапно оказывается, что их подобрал не кто иной, как твой братец. И они у него не хворают и вида вполне довольного. Странно, не правда ли? Его три полка пехотных укомплектованы новенькими французскими фузеями. Есть своя артиллерия, к счастью, малая. Но на чудных лафетах. В деле я ее не слышал, а офицеры говорить не желают, ссылаясь на запрет Петра болтать о военном снаряжении и науке. А ведь у него еще есть три роты сопровождения, что ездят на фургонах, какие-то разрозненные отряды конных егерей и прочее. Я уже сейчас не могу сказать, сколько и каких войск под его рукой. Причем, что примечательно, все вооружены по самой последней французской моде, отменно одеты, обуты и весьма сытно живут. Да еще корабельные команды на Плещеевом озере. Там, по слухам, до тысячи человек учится. И ты знаешь, меня страх берет. Ведь в любой момент он может их двинуть на Кремль.
– Но ты сам говоришь о том, что мне хранят верность более ста тысяч солдат и рейтаров.
– Верно. Хранят. Но после поражения в кампании прошлого года пошли шепотки и неудовольствие. Никто не любит тех, кто проигрывает. А если Петька выйдет супротив нас, то еще неизвестно, как поведут себя твои полки. О том, как ладно живется тем, кто служит ему, – слухов хватает. Да и офицеры, опять же все их наиболее уважаемые командиры, убежали к братцу твоему. Тем более что с деньгами у него явно все в порядке.
– Врет?
– Конечно, врет. Плачется. Купцы как воды в рот набрали. Он ведь с ними заключает всегда письменный договор, в который каждый раз включает строки о тайне операций. Некоторые поначалу обожглись на длинном языке, так остальные сразу и притихли. Приходится слуг подкупать да расспрашивать. Но там многого не узнаешь. Те, что повыше стоят, боятся болтать даже за деньги, ведь им голову снимут, если узнают, а простые – слишком мало знают. Однако и того, что мои люди смогли выяснить, довольно для удивления. У него за один только прошлый год разных покупок было совершено на семьдесят тысяч рублей счетных.
– Ого!
– И это только то, что он в иных землях закупает. Фузеи, свинец, порох, зрительные трубы и так далее. По землям нашим вообще сложно сказать. Там какое-то жуткое переплетение сделок. Черт ногу сломит. Одно могу сказать, что торгует он весьма неплохо. Иначе откуда у него такие деньги?
– Какие?
– Большие. Думаю, речь идет о нескольких сотнях тысяч рублей в год. Кроме того, мне стало известно, что он активно вовлекает бояр в свои торговые дела с выгодой для них.
– Хитро мой лукавый братец борется за власть… – задумчиво произнесла Софья.
– Вот и я о том, – кивнул Василий. – Вроде как негосударственными делами занимается, а обложил так, что уже и бежать некуда. А тут еще мой неудачный поход да потеря половины армии на переходе, да неудачная попытка штурма Перекопа. В общем, популярность Петьки в простом народе высока. Купцы на него молятся. Бояре колеблются. А он сам улыбается да пожелания добрые посылает! Вот ведь гад лицемерный!
– Именно по этой причине ты и должен идти в поход, – после нескольких минут напряженных размышлений заявила Софья. – Что ты сделаешь здесь? Дожидаться того, чтобы стрельцы с боярами наши с тобой головы ему принесли под радостные крики купцов и черни?
– Думаешь, поход изменит ситуацию? – скептически спросил Василий.
– Он уже мог бы нас подмять, но почему-то тянет да демонстрирует на людях уважение и почет. Не догадываешься почему?
– Нет. Но мне кажется, что он с нами играет… – как-то глухо произнес Голицын. – Перед толпой – уважение и поддержка. Даже меня не осудил за то, что оплошал в походе, пожертвовав денег на вторую попытку…
– Что играет, ты прав, – кивнула Софья. – Я тоже о том подумала. Словно не недоросль он малый, а умудренный годами муж. Обходителен, приветлив, вежлив. Помогает. Пусть и скромно, но он по-хорошему и того не должен делать. Деньги личные жертвует. А сам тихой сапой укрепляет свои позиции и обкладывает нас со всех сторон.
– Словно волков на охоте?
– Вроде того.
– И как ты хочешь из этого выпутываться?
– Ты должен успешно завершить поход. Понимаешь? – с напором глянула на него Софья. – Это наш единственный шанс. Любой ценой победить. Сделать так, чтобы войска вдохновились твоими успехами. Хоть сам с саблей на штурм лезь. Иначе нам обоим головы не сносить. У нас больше не будет шанса. Второй твой промах, и все – этот монстр растерзает нас. Хладнокровно и беспощадно.
– Но ведь даже если я успех в кампании обеспечу, что это нам даст? Выиграем время. Он ведь годик-другой подождет, все сильнее опутывая нас паутиной из преданных ему людей, кормящихся с его руки.
– Иезуиты сейчас испытывают нелучшие времена. Почти все правители Европы думают о том, как лучше их отправить по славному пути тамплиеров. В том числе и понтифик. Полагаю, что если я предложу им союз, они не откажутся.
– Софья, душа моя… – ахнул Василий. – Хорошо ли ты себя чувствуешь? Ведь это сделка с дьяволом!
– А ты видишь иной шанс удержать власть? Мой лицемерный брат через год-другой отрубит мне голову за все хорошее, а тебя на кол посадит. Мы доживаем свои последние дни… Если не придумаем, как и с помощью кого удержаться на троне.
– Это ведь смута! Ты понимаешь? – пораженно воскликнул Голицын. – Века не прошло, как врага из земли изгнали…
– Успокойся, – фыркнула Софья. – Иезуиты отлично понимают, какое к ним отношение в Москве и Российском царстве. Поэтому я уверена, что все сделают правильно. И потом, ты разве думаешь, что я собираюсь выполнять обещания, данные этим лицемерным ничтожествам? Не бойся. После того как они отравят это отродье Нарышкиных, я объявлю их виновниками, действовавшими по научению рыжей ведьмы. А потом, когда он сдохнет в жутких мучениях от какого-нибудь невероятно зловредного яда, мы начнем скорбеть о нем и прославлять его дела. Благо что там действительно немало хорошего и нужного. Я лично с искренними слезами пойду за его гробом.
– Душа моя, – после минутного молчания произнес Василий, – ты понимаешь, что покушение может и не удасться? И в этом случае пощады нам не будет.
– Нам ее в любом случае не будет. Уверена, что эта лицемерная тварь не простит мне восстания стрельцов шестилетней давности. У нас с тобой невелик выбор – или мы, или он. Иного не дано. Для одной России здесь стало слишком тесно от правителей.
– И когда ты собираешься начать переписку с иезуитами?
– Сегодня же письмо напишу и передам гонцом. Пусть присылают миссию для переговоров.