Мария Голицына лежала в теплой ванне, блаженно закатив глаза, и наслаждалась. Приученная Петром и его любовницей к щепетильному отношению к чистоте и гигиене, она почувствовала в этом вкус и особое удовольствие. Поэтому редкий день не уделяла пары часов водным процедурам.
Лежала и думала о том, как необычно сложилась ее жизнь. Еще несколько лет назад она слышала как про самого Петра, так и про Нарышкиных одни только гадости. А теперь она, Мария Голицына – царица, супруга и мать, родившая от столь ненавистного его семье Петра. И не только. Отец до сих пор ядом исходит, видя, когда она прогуливается вместе с Анной. Да и мать тоже. Хотя, признаться, она и сама поначалу ревновала, видя, что ее супруг открыто и не стесняясь делит ложе не только с ней, но и со своей любовницей, родившей ему уже целую ораву детишек – таких же рыжих и кудрявых, как и она сама.
Ключевым событием, переломившим изначальную прохладу и раздражение, стало то, что в один прекрасный момент, обсуждая детали эротических отношений с царем, Анна предложила все показать. Поначалу Марию от такого предложения бросило в жар, она покраснела и засмущалась, но уже через несколько суток любопытство взяло верх, и две юные женщины заглянули к Петру на огонек.
Расчет Анны на то, что юной царице эта импровизированная оргия понравится, полностью оправдался. После первого похода был второй, потом еще, и еще, и еще… В общем, на почве этих генитальных страстей девочки и сдружились, так как в Маше открылся талант большой затейницы в этом плане, и ей приходилось продумывать и проговаривать с Анной сценарии и сюжеты новой игры. Настолько сильно сдружились, что царь даже слегка стал переживать из-за этого, помня о замечательном кинофильме «Иствикские ведьмы» и судьбе главного героя. Причем степень переживаний была такова, что мысленно Петр зарекся даже от легкого флирта с кудрявыми брюнетками, ведь для полноты картины не хватало именно ее. А то уж больно спелись…
Для всех остальных, непосвященных в подробности интимной жизни царя, эта феноменальная и непонятная дружба жены и фаворитки Петра оставалась за гранью понимания, включая родителей Марии, терпящих Анну только из-за опасения царского гнева.
Тем же временем, но в кабинете
– Дорогой, я пыталась разобраться в одном вопросе, но, признаться, зашла в тупик и мне нужна твоя помощь.
– Анют, зачем же так издалека? Что конкретно тебя тревожит?
– Софья. Зачем ты ее оставил в живых? Она ведь не лишена честолюбия. Мягко говоря. Даже то, что ты лишил ее всех прав на престол, пропустив через монашество, может ее не остановить. Вплоть до восстания.
– Так это и хорошо.
– То есть? – удивленно переспросила Анна.
– Вот смотри. У нас есть большой дом с множеством комнат и тихих закутков, в котором живет много мух. Как их всех извести? Бегать за каждой с мухобойкой? Это слишком долго и непродуктивно. Умаешься, но даже половины не перебьешь.
– Но как же еще?
– Повесить в самом большом зале бумажную ленту, измазанную клеем, пахнущим чем-нибудь безумно вкусным для мух. Можно, конечно, и испражнениями, но так как лента висит в жилых помещениях, то лучше использовать для этих целей варенье. Перспективу вкусной трапезы. Или просто перспективу, надежду. Ее аромат через некоторое время достигнет всех самых дальних уголков дома, и мухи сами слетятся на эту ленту, прилипнув к ней и оказавшись в ловушке.
– Так Софья тебе нужна только в качестве такой ленты? Эм… варенья?
– Отчасти. Понимаешь, с одной стороны, она хоть и не самая умная женщина, но имеет хоть какой-никакой, а опыт государственного управления. В той глуши его должно хватить. С другой стороны, она жива и при деле. Через пару лет я дарую ей новый дворянский титул, немалый, к слову. И вот тогда к ней потянутся ходоки и письма. То есть она станет той самой липкой лентой, которая притягивает авантюристов и негодяев разного фасона.
– И как ты их отследишь? Она ведь далеко.
– Не далеко, а обособленно. Так специально задумано. Ведь все, что к ней доставляют, контролируют голландские моряки, которые заинтересованы в дружбе со мной. Поэтому там немало моих… эм… информаторов. На каждом корабле есть несколько наблюдателей, готовящих мне подробный отчет о каждом плаванье. По дням. Не бесплатно, конечно. Кроме того, на самом Сахалине, где она теперь «царствует», есть несколько моих людей, передающих отчеты через связных.
– Оу… – удивленно покачала головой Анна.
– Да, вот так и живем. Впрочем, для Софьи это неплохой вариант. Потому что самая безобидная альтернатива – это пожизненно сесть в каком-нибудь монастыре. Не говоря уже о смертной казни или пожизненной каторге в адских условиях. Полагаю, что она через некоторое время все поймет, но дергаться не станет. Желание жить не позволит, причем не только за себя, но и за своих детей. Ведь первенца она уже родила.
– Ты оставишь их ей на воспитание?
– Зачем? Вот подрастут немного – заберу в Москву. Им нужно дать хорошее образование. Да и подальше от ее влияния убрать, чтобы годам к восемнадцати они были полностью лояльны мне.
– А Софья там до конца своей жизни и будет сидеть?
– Отнюдь. Если долго сидеть на одном месте, то хочешь не хочешь, а обрастешь связями, совершенно не нужными при ее роли. Да и отслеживать заговорщиков так проще. Ведь одно дело, если к ней стараются подлизаться, говоря глупости в угоду тщеславию, если что нужно на этом конкретном месте. И совсем другое, когда кто-то это продолжает делать независимо от должности.
– И ты к этим людям начнешь присматриваться?
– Конечно.
– А не взбунтуют?
– Ты знаешь, что я стремлюсь к тому, чтобы наказание за нарушение закона было неотвратимым вне зависимости от происхождения. Но контролировать все население не только глупо, но и нереально. Поэтому меня вполне устроит ситуация, при которой особое внимание будет уделяться моим политическим противникам.
– Какая прелесть, – сказала с милой улыбкой Анна. – А ведь столько всяких сказок народ навыдумывал о том, почему ты Софью головы не лишил, даже несмотря на то что бояре этого хотели.
– Конечно, они хотели! – усмехнулся Петр. – Еще бы! Для них она очень опасный свидетель. Я ведь последние три года ее царствования тщательно за ней наблюдал. У меня есть стенограммы очень многих серьезных разговоров. Там половину бояр уже сейчас можно смело отправлять на Новую Землю свинец добывать.
– Но ты это не стал обнародовать… – задумчиво произнесла Анна. – Почему?
– Потому что абсолютному большинству людей не нужна правда. И никогда не была нужна. Ведь правда сама по себе очень изменчива и противоречива настолько, что у всех она своя. Из-за чего людям намного важнее, чтобы они хорошо жили, а уж правдой или хитростью – дело глубоко десятое. Хотя, конечно, красивые слова все горазды говорить про справедливость, истину и прочие умозрительные сказки. Вот скажи, обнародуй я сейчас все как есть, поддержат меня бояре?