Фермер притормозил возле «хейнкеля», крикнул что-то нелестное водителю, газанул, наполнив салон «хейнкеля» синим перегаром, и покатил вперед. Я же, пользуясь этой заминкой, скатился к трубе, влез в нее и, елозя локтями по жидкой грязи, переполз на другую сторону насыпи. И не зря: здесь кустарник подходил вплотную к дороге, а от трубы тянулась канава, и была эта канава, похоже, достаточно глубока, чтобы меня скрыть… от бинокля — да. А от той чертовой штуки, напоминающий приемник? Ладно, думать будем после…
По кустам я — где согнувшись, где на карачках, где и ползком — добрался до перелеска. Теперь я был в метрах в трехстах от машины, сбоку и чуть сзади нее.
Фарер сидел за рулем, тип с ящиком стоял рядом, но на ящик свой не смотрел, ящик стоял на капоте. Еще один тип шел вперед по дороге, время от времени останавливаясь и поднося к глазам бинокль. Четвертого видно не было.
Ну, что ж, ребята… смыться от вас без транспорта мне вряд ли удастся… а из оружия у меня одна рогатка… Соваться в нынешнюю кашу с не записанным на тебя пистолетом — нет уж, проще запереться в чулане и отсидеть положенные три года. В дедовой мастерской мы за полчаса соорудили рогатку из титанового прутка и красного резинового шнура чуть потоньше мизинца. В карман я насыпал два десятка шариков от подшипника. С этим арсеналом я и готовился принять бой. Или навязать его.
Пистолет в ближнем бою, конечно, предпочтительнее. Из него можно стрелять стоя, сидя, лежа, на бегу, в прыжке, с одной руки, с двух, выпуская восемь пуль по восьми целям за две с половиной секунды. Из длинноствольного «Березина-600» или флотского парабеллума я попадаю в поясную мишень с трехсот метров. Одним патроном из трех. Правда, смысл от такой снайперской стрельбы один: спорить с кем-нибудь рублей на сто и выигрывать спор. Из рогатки можно стрелять только стоя, причем в одной позе: правым боком к противнику. Скорострельность не более выстрела в секунду. Убойная сила сохраняется метров до сорока. И тем не менее я знаю несколько случаев, когда рогатка одерживала верх над пистолетом — благодаря двум неоспоримым преимуществам: бесшумности, во-первых, а во-вторых, тому, что у противника при виде рогатки не срабатывает приоритетный рефлекс на оружие, ему приходится сначала подумать, а уж потом стрелять, теряя на это бесценные доли секунды… Итак, три противника были в поле моего зрения — следовательно, начинать надо было с четвертого. Я короткими перебежками направился к промоине, чтобы перейти дорогу за спиной у этих ребят. Вполне могло быть, что четвертый, невидимый, затаился и ждет — или идет мне навстречу. Но нет, до промоины я дошел спокойно, а дальше было непросто — метров пятнадцать совершенно открытого пространства, причем в виду стоящего на горочке «хейнкеля»… повезет — не повезет… не повезло: парень, стоявший у машины, взял свой ящик, что-то там нажал или покрутил — во мне взорвался кусок льда, — повернулся кругом и увидел меня. А ведь именно его я собирался сохранить и побеседовать… да, удивиться он успел, а вот испугаться — вряд ли… обхватил руками брызнувший лоб и повалился навзничь. Фарер, как чертик из коробочки, вылетел из машины и дважды выстрелил куда-то влево — что-то он там узрел, в кустах. Ему я попал в висок, он рухнул и покатился с насыпи. Тут я, наконец, завершил начатый маневр — пересечение плеши. Теперь я был опять справа от Дороги, в кювете. Машины отсюда видно не было, ее скрывала гора мусора, зато как на ладони была полянка, где я ладил мотоцикл. Шевельнулись кусты, показалась макушка — рука с пистолетом махнула: туда! туда! До «макушки» было метров семьдесят — не достать. Тот, кому он делал знаки, видимо, тоже что-то показал ему, потому что «макушка» высунулся по пояс из кустов, быстро огляделся, а потом рванул напролом, как кабан, взбежал на насыпь и прилег около машины. Они были уверены, что я на той стороне… отлично.
Я на полкорпуса высунулся из моего окопа. Где он там? Ага… видны ноги и кусочек задницы. Надо полагать, последний, четвертый, крадется в поисках меня… может быть, даже по моему следу. Нет возражений. Я пошарил вокруг себя и подобрал два булыжника размером в кулак — трудно без артиллерии, господа…
Стараясь не шуршать, я подобрался к «макушке» метров на двадцать и навесом, несильно, чтобы не убить, запустил одним и тут же другим булыжником именно в макушку… и промазал — он вскрикнул и дернулся назад, бежать — ну и, естественно покатился вниз. Я подскочил к нему, рубанул по затылочной ямке, отключая, схватил пистолет — новенький элитный вальтер — и бросился за деревья.
Все — теперь будет работать выдержка… у кого нервы крепче… Интересно, а вдруг поедет мимо кто-нибудь?.. Прошло пять минут, десять… Ага, вот и он!
Шевельнулась прошлогодняя крапива возле той дренажной трубы, по которой я полз вначале. Ну, давай, давай… Я вложил в кожанку шарик и легонько, в четверть натяга, выстрелил в насыпь примерно в полусотне метров перед машиной. Посыпались камушки. Он затих. Я ждал, что он постарается оседлать дорогу, — нет. Потом я понял, что он ползет по кювету. Ты бы еще окопчик отрыл, подумал я. Пехота.
Стрелять из элитного вальтера мне еще не приходилось, и хотя я знал, что точность боя у него даже лучше, чем у длинноствольных систем, противника моего следовало, пожалуй, подпустить как можно ближе. Полз он медленно и осмотрительно. Я даже зауважал его за это. Полгода хорошего тренажа — и тебя можно будет брать на акции… Наконец, он поравнялся со мной. Нас разделяло семьдесят метров низкорослого кустарника. Стоя за деревом, я хорошо видел срез кювета. Вот опять шевельнулась трава… Я выпустил шарик в склон насыпи чуть позади ползущего, бросил рогатку и поднял вальтер. Над срезом кювета мгновенно появились руки с пистолетом. По пистолету-то я и выстрелил.
Что было по-настоящему тяжело — так это ломиться сквозь кусты. Я даже почти успел, я еще увидел, как он, скорчившись, что-то пытается сделать — в такой же позе на ветру, на холоде закоченевшими пальцами зажигают спичку… и тут же распрямился, дернулся и затих. На губах видны были осколки стекла.
Полчаса у меня ушло на заравнивание следов. Спрятал трупы в дренажную трубу, засыпал пятна крови на дороге, поднял мотоцикл на верхний багажник «хейнкеля»… я был грязный, как не знаю кто, мне надо было срочно смыть эту грязь, я трясся, она сводила меня с ума… Еще не все, еще не все… «Языка», перевязав и связав, я положил в задний багажник, таинственный ящик поставил на переднее сиденье и сел за руль. Почему-то казалось, что ящик на меня смотрит. Дорога сама покатилась мне навстречу, все быстрее и быстрее, а я не мог оторвать взгляда от ящика. Он выглядел непристойно. Потом дорога почему-то кончилась, под колеса летела целина, машину трясло, ящик подбрасывало, наконец, он свалился с сиденья.
Я смог посмотреть вперед. Там темнела вода. Это был довольно большой пруд с пологими берегами, поросшими камышом и осокой. На другом берегу его, ближе к плотине, стояло низкое длинное здание с множеством темных окон, а за ним — водонапорная башня, похожая на марсианский треножник. Я залез в воду по шею и с остервенением стал сцарапывать с себя грязь. Понемногу становилось легче.
Легче… легче… легче… Уже почти спокойно я отжал одежду, натянул штаны, надел на голое тело куртку — в бою она не участвовала и потому осталась сухой.