— К утру это будет наш город, если боги не пожелают обратного.
Ганнор, с сомнением:
— По акведуку?
— Рэг брали через акведук, — отвечаю я, — девяносто лет назад имперцы и сорок лет назад — Красные Чайки. Четырнадцать лет назад сюда приходил флот Геннобарки Носатого. Они заслали команду в триста мечей по тому же акведуку в город. Так вот, не вернулся ни один. Мы по старым следам не полезем.
— Ну? — смотрят они на меня.
— Вода, она не только входит в Рэг. Она оттуда и выходит... Говорю им: мол, плохо смотрели, есть там дренажный водоток, сливает в ров помои и нечистоты. Стена под ним щербатая, подняться можно.
— А решетка? Там решетка! — Странный человек Ганнор, видел волю богов, а все еще бывает ему в радость, когда я даю оплошку.
Я отвернулся от него тогда. Пусть в спину мне посмотрит, пусть от одного вида моей незащищенной спины его холодок проберет, пусть почувствует, старый гнилой топляк: я могу с ним сделать все, что пожелаю, а он со мной — ничего. Отвечаю:
— Ты невнимателен, Ганнор. Ту решетку перекосило. Она отошла от стены на три ладони. А кое-где и на все четыре...
Молчит. Милькар:
— Сам поведешь?
— Нет, я нужен здесь.
— Дай это дело мне! — Старший брат, как худо видеть его беспечный азарт, ведь он из меня настоящую вольную Крысу сделал! Брат...
— И ты не пойдешь. Рыбья моча! Туда годны только очень маленькие, очень худые люди, а ты как бык, ты застрянешь.
Он было заартачился.
— Милькар, хоть ты мне и брат, знают боги, я велю сломать тебе хребет. Только попробуй пойти против меня!
Ему это не понравилось, но бунтовать против абордажного мастера в таком деле — против закона. Велел бы я убить его, если б он не смирился? Не знаю. Скорее всего да.
Я отобрал отряд в одиннадцать мечей. Почти все — совсем молодые, вчерашние мальчики. Тощие, маленькие. Пообещал им дать тройную долю с добычи. Приказал каждому из них перерезать себе глотку, но только не попадаться в плен, если дело обернется плохо. Аххаш Маггот! Пыток все равно, сопляки, не выдержат, расскажут, где мы и сколько нас...
Я разослал всех и кинул КУБ: чего ожидать? «Хутель». Хорошо. Наш, лихой, благоприятный знак. Теперь Куб... Плывет мой «корабль». Темные боги со всей своей силой встали за моей спиной.
Через одну десятую стражи мальчишки открыли нам ворота, хотя и уцелело их только двое. Обоим досталась великая слава. Да и тридцать три доли добычи на двоих — тоже большая удача.
Богатый город Рэг! Мы раздели тебя до нитки, состригли твою шерсть и вытопили твой жир. Слава Нергашу, слава всем темным богам! Мы крепко бились на улицах. Помню, один из наших правой рукой добивал легионера из городской милиции, а левой совал себе в рот кусок пирога, ухваченный где-то. Оголодали мои Крысы...
Так вот, я о том, что приходилось мне сырую рыбу жрать, да и тварей похуже рыбы. Но здесь, на острове лунных, мне требуется быть очень сильным и очень быстрым, как волку посреди деревни. А от сырого дерьма сил не прибавится. Короче говоря, развел я костер. Без трута, без огнива. Есть такое искусство для вольных народов — для нас, для маг’гьяр, говорят, кое-кто умеет и в великом полночном лесу... Когда мужчина один, охотник ли, воин ли, рыбак ли, разведчик ли, а надо ему быть за многих сразу или одному против всех, темные боги всегда помогают ему. К Гефару я обратился: он любит это дело больше прочих. Бог-оружейник скоро откликнулся. Как видно, зачерпнул темного пламени из-под собственного плавильного тигля, плеснул мне в ладони, ох, до чего ж больно! И тут же огонь ушел из моих рук, а деревяшки разом вспыхнули.
Я поел копченой рыбы, отложил впрок. Погасил и засыпал костер. Лег спать. За день удачный спасибо тебе, Нергаш. Не сомневайся, я помню свой должок.
...почти весь день просидел в норе. Солнечный свет мне не союзник. Ближе к сумеркам выполз.
Я утратил все, чем владеет абордажный мастер: власть, оружие, возможность ткать совершенные узоры боя (Аххаш свидетель, об этом я жалею больше всего) и еще одно необыкновенное чувство... Когда ты сближаешься с галерой, которую возьмешь во что бы то ни стало, бегают ли по палубе медлительные купеческие слуги, щетинится ли дикобраз длинных копий имперской пехоты, все равно, ты ее возьмешь, и вокруг тебя несколько десятков храбрых мужчин желают начать поскорее. Когда ты ее взял, и все те же отважные мужчины разбросаны по палубе и едва лепечут от захваченной в трюме страшной пангдамской водки; прозрачная жидкость, щедро разлитая хмельными руками по корабельному дереву, смывает остывающую красноту; ты ненадолго можешь стать таким же, но только ненадолго: хороший абордажный мастер много не спит и много не пьет. Когда твой корабль пленен родным берегом, ты спрыгиваешь на предательскую землю, никак не можешь приноровить ноги, привыкшие к качке, а мечтаешь все о том же, о чем и несколько десятков смелых мужчин, покидающих палубу за твоей спиной, то есть о женских домах на дальнем от причалов конце селения и о своей лютой жажде... Короче, я больше не чувствовал себя частью большой и беспощадной силы. Никому такого не пожелаю. Я чувствовал себя дерьмом, которое приливная волна бестолково молотит о прибрежные камни. Со вчерашнего дня у меня свербило: я просто дерьмо на волне! Аххаш Маггот! Сегодня я вспомнил, что и сам по себе стою корабля с командой, никак не меньше. Рано подыхать! Я потерял все, только сила моя осталась при мне, жаль, что Черных Крыс теперь поведет Ганнор. Он как слепой. Не видит, не чувствует, не понимает. Смотрит в упор и не умеет различить. Заговорит с врагом и не почует удара, пока меч не окажется у него над головой. Да что за чума, зачем ему в абордажные мастера, он понимает море, думает как ветер и волны, знает воду и чуть-чуть небо. А должен думать как звери и люди, спрашивать богов и понимать ответ, не различая слов! Он обязан знать землю, камни и плоть, а! не тот человек. В одной из ватаг был молодой и очень сильный абордажный мастер, сильнее меня, Бэль-Гаал, года через три-четыре я бы отдал ему место Первого, ждал, когда заматереет... Жаль, он на голову превосходит Ганнора. Крысы мои, Крысы! Астар и Аххаш, позаботьтесь о них.
Моя сила гнала меня из норы. Ты! — слышалось мне. — Ты! что сидишь? сгниешь! иди! иди! ищи лечебную траву, из дырки в твоем боку уже капает гной, иди! ищи! ищи все, что может тебе помочь! любая мелочь, человек, зверь, камень, железо, что-то ждет тебя, не сиди! иди! разведай! ты! иди! сидючи — сгниешь!
И я, взяв копченую рыбину, побрел по лесу в поисках нужной травы и еще чего-то, о чем не знал и что просило меня не сидеть сиднем...
Бродил довольно долго. Нужной травы я не нашел. Промыл рану водой, стало легче. Людей не чувствовал, люди были где-то далеко. За сто шагов я, наверное, почуял бы людей, за шестьдесят — точно почуял бы. Вместо врагов я отыскал дорогу. Старую и очень странную дорогу.
Вся она была сложена из квадратных каменных плит. Большие плиты, по шагу в ширину, уложены в четыре ряда. Кое-где их серые квадраты треснули, в других местах поднялись бугром, острия углов торчат кверху, а здесь же рядом, в низине, дорогу перерезает широкая лента бурой грязи с лужей посередине. Рыбья моча! Сто лет не ремонтировали. Это тебе не имперцы: там за такую дорогу префекта голышом посадят в клетку прямо на площади — плюйте в урода, люди добрые... Рисунок какой-то. Точно. Сбили, конечно, почти все.