Я завозился с парусом. Сейчас. Еще немного. Дерево пляшет на воде.
Ланин шепчет, бормочет невнятно, кто их разберет, все эти магические дела...
Спина моя почувствовала: что-то изменилось. Поворачиваюсь. У девочки с лица сползает все предвкушение. Никакого предвкушения не остается, одна только рыбья моча.
— Снасть камбалья, в чем дело?
Никогда прежде не видел, чтобы человека так колотило. Аж зубы пощелкивают.
— Ну!
— Малабарка! Малабарка... малабарка-малабарка-малабарка...
— Что, Аххаш, ч-чума?!
— Не получается, Малабарка... У меня ничего не получается. Третий раз подряд. Извини меня, кажется, я не совсем понимаю, что происходит... У меня ничего не получается.
— Еще разок.
Шум. Какой-то шум. Ну да. Как раз вовремя. Я выбрал швартовочный конец, поставил парус. Висит, как тряпка. Ланин закрыла лицо ладонями, шепчет-шепчет, резко развела руки и... ничего. Только ужас в глазах.
По настилу к нам неторопливо шагают миннан из портовой стражи, целый отряд — человек двенадцать — пятнадцать, столько же мужчин с топорами, баграми и сариссами. Слишком много, я просто не успею... Куда им торопиться. Мы попались, как безмозглые головастики. Лодка стоит. Настил перегорожен. Прыгнуть в воду — под стрелы. А кто виноват? Моя магическая каракатица? Ну нет, ведь я чуял все это проклятое дерьмо заранее...
— Ты хорошо плаваешь?
— Не знаю, Малабарка. В общем, скорее нет...
Так.
— Ланин, закрой глаза.
Она то ли не расслышала, то ли не поняла, то ли хотела разъяснений.
— Глаза закрой!
Послушалась. Мне нужно было несколько мгновений. Сосредоточиться. И чтобы никто не смотрел на меня с ужасом и безнадежностью. Ну, есть шансы? Или мне следует умереть? Я отрешился ото всего, что было со мной только что, день назад, седьмицу назад, всю жизнь. Есть. Если мы сумеем танцевать на лезвии ножа и не обрезаться, тогда — есть.
— Ланин, мы начинаем.
— Что ты задумал, Малабарка? Я не хочу попасть к ним в руки живой...
— Иди за мной. Иди за мной.
И она пошла. Шагнула на настил.
— Три шага назад, за мою спину. И что бы ни случилось, не становись впереди меня. Идем.
Убить их всех я не успею, но вот испугать... Со мной рядом — самая страшная ведьма на проклятом Лунном острове. В одиночку голыми руками она прикончила столько народу! Что ей стоит оживить мертвеца? Как это у них называют, в темной стране Имлан? Арчарг-атль? Один раз я видел, самая бездна, лучше бы не видел ни разу... Как там он... лицо... в смысле харя... два меча лезвием книзу... как ножи... как пилы на лапках у богомола...
Работаем...
И я пошел. Первые две просто не успели испугаться как следует. Третья отшатнулась, но ей свои же не дали убежать.
— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о! — Моя глотка выводила басовитый гуд, за такой гуд человека надо жечь без разговоров или выбрасывать за борт: какой он, Аххаш, человек!
— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!
Попятились. Страшно? Еще одна. И еще один. Лучникам мешала толпа. Толпе мешало мое лицо, мои руки, мое все. Арчарг-атль. Они лучше меня знают, что это такое.
— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!
И тут меня повело. Нергаш, твои проделки? Я на самом деле почувствовал себя арчаргом. Мечи кружили передо мной. Гуд перешел в такой визг, который моя глотка, чего бы я над ней ни вытворил, никогда не сумела бы издать. Вот же дерьмо, вот же проклятое лежалое дерьмо, откуда столько силы в моем теле? Да я уже почти не управлял им... И лицо, лицо...
Они, весь отряд, как один человек, боялись меня. Еще кое-кто поднимал оружие, чтобы умереть. Но боялись — все. Так, как невозможно бояться чего-нибудь простого, земного, например, меча или огня. Те, кто стоял подальше, развернулись и побежали. Те, что поближе, роняли топоры, щиты, копья и смотрели мне в глаза, не в силах оторваться, сделать хотя бы шаг. Один за другим они падали, падали, падали...
— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!
Ланин, как и все храбрые новички, захотела для себя роли в этом бою. Аххаш Маггот! Напрасно. Лучше бы она удержалась... Выскочила вперед, столкнула кого-то в воду. Взглянула на меня — как, мол, одобряешь? — и выронила свой длинный нож.
Она увидела то, что и все прочие. Перекошенное лицо, по мышцам проходит рябь, как по воде, глаза — с денарий размером, выпучены, как у краба. Иду... Не знаю, как это описать. Если бы я был из дерева — ходил бы именно так. Очень быстро, но тем, кто стоит рядом, кажется, что медленно. Раскачиваюсь из стороны в сторону. Руки сами по себе, ноги сами по себе, шею сводит судорога. Две металлические палочки выкашивают людей на моем пути, а я даже не смотрю на тех, кого убиваю. Что больше всего пугает их? Они видят на моем лице не дикую пляску мышц. И не выпученные глаза. Они видят маску полнейшего равнодушия. И, может быть, чуть-чуть удивления: кто вы, почему стоите тут, передо мной?..
— О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!
Мы прошли сквозь отряд, как нож сквозь масло. Мои руки, мои ноги и моя шея никак не желали слушаться. Я остановился. Нет, так не пойдет, вы будете слушаться. Будете, я сказал. Мне срать на всю эту поганую магию. Срать, я сказал. Ну!
Получилось.
Ланин стоит рядом, смотрит на меня, как на придонного брата, вылезшего на берег из подводной могилы... Что я? Обманул ее. Стал кем-то для одинокой принцессы-смертницы и вдруг обратился в чудовище. Что творилось с ее глазами! Она старалась справиться с собой. Она искала надежду. Не находила. Искала силу, которая помогла бы ей теперь жить. Чудовище... Каждая пора ее кожи источала едкий запах кошмара, каждый волос ее кричал: «Неужели?»
Некогда разбираться. Мы должны жить быстрее ветра.
Я схватил ее за руку и потащил за собой.
— Бежим! Скорее!
Аххаш Маггот, эта каракатица даже попыталась вырваться. Не хочет решать, не поняв сути. Как вовремя, девочка...
— Беги, Ланин, потом я тебе все объясню.
Видимо, надежда не совсем покинула ее. А может, она послушалась меня по привычке. Мы неслись по скользким деревянным мостовым. Моряки и торговцы шарахались в стороны. Чайки покрикивали над нашими головами. Призрачный шанс обмануть смерть ускорял наш бег. Когда Ланин отставала, я брал ее за руку и тянул, тянул за собой. Девочка больше не выдергивала пальцы.
Выбрось рыбину на берег, и она будет бить хвостом, разевать рот и хлопать жабрами. Потом устанет. Хвост можно сбросить со счетов. Потом затоскует. Рот тоже сбрасываем. Но жабрами хлопать морская тварь не перестанет ни за что.