— Я всегда ценил твою преданность, — наконец отвечает Ле Жеанно. — Найдется у тебя полдесятка людей, способных незаметно следовать за ней, не привлекая внимания?
— Найдется. Я сам готов их возглавить.
Показалось мне или на губах диа Родакасра в самом деле мелькнула злорадная усмешка?
Лет эдак сто сорок назад, во время Восьмилетней войны Романда с Мураамной, старший сын графа Арлетского Роже собрал небольшой отряд и отправился искать золота и славы в чужих краях. Что произошло с ним в мутамнийской земле, не ведомо никому, однако домой он возвратился не только без войска, но даже без родового меча графов Арлетских (злые языки болтали, что сей меч был проигран в кости мутаамнам в одном из притонов), в обтрепанном плаще и с посохом странника. На беспутного Роже снизошло откровение Господне. Отринув мирскую суету, пошел он по Романду, по пути основывая монастыри совершенно особенного типа — женская и мужская общины бок о бок. «Докажите Господу, что не только на небесах, но и на грешной земле способны вы быть друг другу лишь братьями и сестрами!» — призывал Роже.
Так что не я одна такая в Романде. Со времен крещения не переводились в этой земле разнообразные святые, пророки и чудотворцы, и всех их воспринимали весьма благосклонно. И лишь Эренгар Ле Жеанно додумался до мысли, что ближнего своего, молящегося Господу немного не так, как ты сам, должно за это посылать на костер…
Монастыри святого Роже обычно стоят вдали от людских поселений — в горах или глухом лесу. Вот на один из них я и набрела на третий день своих скитаний по лесу, со стражей Экзорциста на хвосте. И провалиться мне на месте, если к этому моменту арбалетчики не дозрели до того, чтобы придушить меня самостоятельно, не дожидаясь приказа Зверя.
Разрываясь между необходимостью спешить к Хозяину и нежеланием снова предать его в руки врага, я решила тянуть время, сколько можно. Тем более что и мне самой требовалось восстановить силы.
Первое, что сделала я, покинув лагерь Экзорциста, — влезла на ближайший холм и, стоя на вершине, громко пропела «Боргил» Габриэля Лормэ, может быть, немного сфальшивив, но с чувством и по всем правилам Говорения хорошего Слова. Этим были достигнуты сразу две цели — мое самочувствие и настроение резко поднялись, а стража, залегшая в отдалении в кустах, была полностью деморализована.
Два дня водила я их по лесу противолодочным зигзагом и всю дорогу изощренно над ними издевалась — то орала во все горло песни, которые в этой обстановке должны восприниматься как причудливые пророчества, то вдруг ни с того ни с сего принималась танцевать на полянах без музыки — она была у меня в голове… Ни одну встреченную кочку с костяникой я не обошла своим вниманием, а когда наткнулась на заросли малины, набросилась на ягоду с таким видом, словно это манна небесная… и тут из зарослей послышалось негромкое ворчание, и я нос к носу столкнулась с медведем-подростком. Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, после чего мишка, видимо, проникся и начал пастись рядом, не обращая на меня особого внимания. Что чувствовали наблюдавшие за этой сценой арбалетчики, я могу только гадать, но предполагаю, что крестились они много и часто…
На третий день мне уже прискучила однообразная имитация священного безумия — но тут на моем пути встала обитель святого Роже.
Запустив для начала камнем в ворота обители, я отхожу от них подальше и вдохновенно начинаю проповедь:
— Вы, скрывающиеся за этими стенами! Разве не учил вас Господь, что истинное спасение не в хлопотах о душе своей, но единственно в добрых делах? «Сберегший душу свою — потеряет ее, пожертвовавший же душой своей во имя Мое — спасет ее!» Идите прочь из этого леса, из уединения, где надеетесь вы спрятаться от суеты мира сего — в то время как западный ветер гонит Тень на счастливый Романд! Неужели вас пощадят, когда уже распяты Ланневэль и Монлозана? Зверь идет по вашему следу, и горе имеющим глаза, но не желающим видеть! Это говорю вам я, Ирма диа Алиманд, — станьте рядом с вашими братьями, что возносят молитвы святой Бланке, докажите, что вы братья, не словами, но деяниями своими!..
Ну и так далее — Жерар Лормэ, брат Габриэля, в моем вольном пересказе. В самый раз для среднего уровня местного фанатизма. Интересно, совместимо ли с кротостью святой Бланки подобное поведение ее голоса?
Ворота монастыря внезапно распахиваются, оттуда выходит девушка моих лет, в синем монашеском одеянии.
— Мир тебе, Ирма диа Алиманд, — робко произносит она. — Мы привыкли жить отдельно от людей, но для тебя двери нашей обители распахнуты настежь. Входи и будь нашей гостьей, сестра.
Я отрицательно мотаю головой. Не хватало еще устраивать этим безобидным людям проблемы с моим конвоем! Но девушка, естественно, понимает меня неправильно и поспешно достает из-за спины хороший ломоть пирога:
— Тогда прими хотя бы наше скромное угощение… Не такие уж мы плохие, поверь…
У меня трое с лишним суток не было во рту ничего, кроме ягод. Голод пересиливает — я почти выхватываю кусок из рук девушки, бросив непоследовательно: «Да благословят тебя Господь и святая Бланка, добрая душа». Девушка торопливо скрывается, я же сажусь под монастырской стеной и принимаюсь за еду, нимало не заботясь о хороших манерах. Вкусные пироги пекут в обители святого Роже — с рыбой и лесным щавелем!
Подкрепившись, я для приличия разоряюсь под воротами еще минут пятнадцать и, поразив их камнем вторично, танцующей походкой удаляюсь в лес. Причем из принципа двигаюсь прямо на стражу, сидящую в засаде, так что ей приходится спешно и шумно менять дислокацию.
До меня долетает обрывок разговора:
— Нет, ребята, как хотите, а грех ее трогать — безумная ведь… А может, и вправду — святая?
— Да говорю я вам — лесная фея! Как барон ее вел, у меня прям сердце захолонуло — не идет, а плывет, трава под Ней не гнется…
— Не знаю, фея она, ведьма или святая — но с каким удовольствием я прямо сейчас пристрелил бы ее!
Последняя реплика принадлежит капитану арбалетчиков.
…Когда на следующее утро я открываю глаза, мой взгляд натыкается на пикирующего ястреба, вышитого золотом на груди черного камзола. От неожиданности я опять закрываю их…
— Кончай дурить, — звучит надо мной голос Росальве диа Родакасра. — Вижу ведь, что уже не спишь.
Я, покорно глядя на него, сажусь на примятой траве.
— И давай сразу договоримся — ни в какое твое безумие я не верю ни на грош. Долго ты еще намерена над нами измываться?
Так. Этот человек явно знает больше, чем может показаться с первого взгляда, но, хоть убей, не пойму, чего он добивается.
— А чего ты ожидал? Что я сразу приведу вас к Герхарду? Плохо же ты обо мне думаешь, эн Росальве!
— Слушай, — он наклоняется ко мне, — мы одни, солдаты нас не видят и не слышат. Я сказал им, что пошел на тебя взглянуть, не убежала ли… все равно из всей этой банды по лесу умею ходить я один. Так что можешь говорить со мной начистоту.