«Настоящий мужик – это не про тебя».
Трусость?
Генри перевел дух и посмотрел на Луизу. Она закрыла лицо руками. Он услышал ее тихий стон – или ему только померещилось?
– Есть ли еще свидетели у защиты? – спросил судья.
Мистер Джаконда обернулся к Чуанам. Чуан-старший покачал головой, и Джаконда снова повернулся к судье.
– Сегодня нет, – сказал он.
Судья стал перекладывать бумаги на столе. У него их даже больше, чем у обвинителя, подумал Генри. Затем судья подписал две бумаги, потом третью, взглянул на свои часы и подписал четвертую.
Генри слышал, как тикают большие часы на задней стене. Странно, подумал он, почему я не замечал этого раньше? Луиза рядом с ним вроде бы немного успокоилась и взяла его за руку. Эх, если бы здесь было одеяло, под которое можно спрятаться! Или изменилась бы музыка. Или он перестал бы чувствовать, как на его горло давит эта ужасная невидимая рука…
Четверо членов школьной команды держали Чэй Чуана, пока Франклин…
Судья кончил возиться с бумагами и поднял глаза.
– Суд считает, – сказал он, – что в деле Чэй Чуана обвинение последнего в том, что он скрылся с места происшествия, безосновательно, а потому снимается. Обвинение Чэй Чуана в нанесении тяжких телесных повреждений Франклину Смиту остается в силе. Таким образом, дело передается на дальнейшее судебное рассмотрение, которое должно начаться не позднее, чем через два месяца. Сумма залога устанавливается в размере трехсот тысяч долларов.
Мистер Джаконда вскочил на ноги.
– Ваша честь, нет никаких оснований полагать, что Чэй Чуан совершит попытку скрыться от правосудия. Прошу суд назначить залог в соответствии с финансовыми возможностями семьи обвиняемого.
– Мистер Куинси? – спросил судья.
Обвинитель поднялся.
– Ваша честь, я хотел бы напомнить суду, что в зависимости от дальнейшего развития событий в этом деле может появиться обвинение в убийстве. Кроме того, я хотел бы напомнить, что у семьи Чуанов остались многочисленные связи в Камбодже.
С учетом этого обстоятельства необходимо принять разумные меры к тому, чтобы обеспечить присутствие Чэй Чуана на следующем судебном заседании.
Судья кивнул.
– Устанавливается залог в триста тысяч долларов, – сказал он. – Предварительное слушание объявляю закрытым, – и стукнул молоточком.
– Всем встать! – выкликнул пристав, и все встали. Медленно, ни на кого не глядя, судья тоже встал и вышел в сопровождении пристава. Затем полицейский отошел от дверей и остановился рядом с Чэй Чуаном, который – Генри сообразил это только сейчас – так ни разу и не поднял головы в течение всего заседания. Он наклонился к рукам Чэй Чуана и снова надел на них наручники. Тут Чэй все-таки поднял голову и повернулся к матери. Та перегнулась через перила, обняла его за шею и притянула к себе. Наверное, ей было тяжело его удерживать, потому что плечи у нее затряслись. Отец Чэя стоял прямо и не шевелился. Мистер Джаконда ждал, а когда Чуан-старший наконец мягко оторвал жену от сына, она шепнула что-то Чэю на ухо, и Чэй кивнул. Потом снова повесил голову. Полицейский взял его за локоть, и они направились к двери.
Но прежде чем выйти, Чэй обернулся еще раз. Он посмотрел через весь зал – мимо полицейского, мимо пристава, мимо своих родителей, мимо адвоката. На глазах у Генри Чэй посмотрел прямо на Луизу – которая тоже подняла взгляд и не отрываясь смотрела на него, так крепко обхватив себя руками, будто хотела раздавить собственное сердце.
Потом Чэй повернул голову и исчез.
Смиты покинули зал суда раньше Чуанов, стараясь на них не смотреть. В вестибюле мистер Черчилль сказал им, что вполне вероятна сделка о признании вины, особенно поскольку у Чэй Чуана не было правонарушений в прошлом. Заключить эту сделку можно будет уже завтра или в ближайшие дни.
– Вы хотите сказать, что его просто освободят? – спросила миссис Смит.
– Нет-нет, что вы! – ответил мистер Черчилль. – Это означает другое: раз никто не оспаривает фактов, защита, скорее всего, захочет избежать суда и предложит признать вину Чэя в обмен на смягчение тяжести обвинений или приговора. А нам это поможет избежать сложной проблемы с правами Миранды [12] .
– Кто должен одобрить смягчение? – спросила мать Генри.
– Это придется сделать и судье, и обвинителю.
– А наше мнение никого не интересует?
– Конечно, интересует, – ответил мистер Черчилль.
– А если… если состояние Франклина изменится, это на что-нибудь повлияет?
– Это будет учтено при заключении сделки.
И надо же такому случиться, что именно в этот момент в вестибюле здания суда появились Чуаны в компании мистера Джаконды! При виде Смитов миссис Чуан оставила мужа, крохотными шажками подошла к ним и коснулась рукой плеча миссис Смит.
– Нам очень жаль Франклина, – сказала она. – Мы молимся за него каждый день.
– Спасибо, – ответила миссис Смит голосом, который был холоднее мраморных столбов, подпирающих потолок вестибюля. – Мы тоже.
– И мой сын тоже, – тихо добавила миссис Чуан. На глазах ее выступили слезы.
Луиза выбежала на улицу.
Генри смотрел на мать. Он видел, что она чуть не сдалась. Чуть не обняла в ответ миссис Чуан. И чуть не заплакала сама.
Две матери.
Но тут лицо миссис Смит посуровело, и она выскользнула из-под руки миссис Чуан. Потом повернулась и вышла из вестибюля. Что им после этого оставалось делать? Они последовали за ней и нашли ее за рулем автомобиля, застывшую и холодную: кажется, тронь – и разобьется. А Луиза втиснулась в самый дальний угол салона и съежилась там, закрыв голову руками.
В молчании они поехали в больницу. В молчании обступили неподвижного и неопределенного Франклина – все, кроме Луизы, которая отказалась туда подняться. Франклина побрили и причесали, сделав ему пробор не с той стороны. Его рука и ногти на ней были чистыми – неестественно чистыми, как у новорожденного. Аппарат за ним ритмично качал воздух, и они видели, как грудь Франклина поднимается и опадает.
Генри хотел, чтобы Франклин открыл глаза. Чтобы посмотрел на него и вспомнил про гору.
И объяснил насчет той руки на горле.
Но Франклин не шевелился. Только его грудь вздымалась и опадала, пока его мать сидела рядом с ним на кровати и рассказывала, что произошло в суде. А Генри с отцом смотрели.
По дороге из больницы Генри сказал родителям, что его с Луизой все равно уже поздно везти в школу, так что они сразу поехали домой. Ворота каретной были открыты, перед ними валялись рваные мешки с сухим цементом. Поставив БМВ внутрь, Смиты пошли в дом, и Чернуха радостно приветствовала их у открытой двери черного хода, виляя всей своей задней половиной. У нее на ошейнике еще висел обрывок веревки, и она танцевала вокруг, болтая им, пока Генри не поймал ее и не снял веревку.