Генри посмотрел на Чэя, который снова оцепенел и уперся взглядом себе под ноги.
– Пойдем, Чэй, – позвал он. – Слышишь? Пойдем.
Прихлебывая из стаканчиков кофе, полицейские проводили их глазами. Потом второй полицейский обогнул пикап Чэя и посмотрел на номер. Вернувшись к патрульному автомобилю, он поставил кофе на крышу, достал блокнот и что-то записал.
Вышел Майк, вытирая руки о фартук, и сетчатая дверь захлопнулась за ним сама по себе. Он встретил ребят у дровяной кучи – кучи, которая вдруг стала выглядеть неимоверно огромной, прямо-таки гигантской.
– Ну вот, – сказал он. – Значит, так. Поленницу будем складывать вон там. Видите, я вбил в землю два столбика? Между ними. Корой вверх. Чтоб было ровненько и аккуратненько, потому что мне не все равно, как это выглядит. Если попадется сосна, ее класть между другими столбиками – вон туда. – Майк повернулся к куче и вынул из нее поленце. – Видите? Она посветлее, желтоватая, и прожилки у нее прямые, и запах такой… сосновый. – Он протянул им поленце, и они послушно его понюхали. – Это годится только для туристов, которые ничего не соображают и думают, что если они раз в жизни запалили костерок под звездами, так им уж сам черт не брат. Колоть будем вон на той колоде. – Он посмотрел на Санборна. – Ну что, попробуешь первый?
Санборн пожал плечами. Вид у него был далеко не радостный.
Майк выбрал из кучи один чурбачок и взял колун, прислоненный к колоде.
– Это дуб. Видишь, для печки он слишком большой? Ставишь его сюда, на колоду, и… – Он размахнулся колуном, ударил чурбак по торцу, и тот вдруг превратился в две лежащие на земле половинки. Майк поднял глаза на Генри с Чэем. – Дуб всегда хорошо колется, – сказал он. – А вы, ребята, давайте-ка начинайте складывать. Все, что толще вот такого, – он показал руками, какой толщины должно быть правильное поленце, – кидайте сюда, колоть. Когда он устанет, меняйтесь. И прежде чем приступать, лучше возьмите свою собаку и привяжите вон там, в тенечке.
B доме, – он кивнул в сторону, – есть веревка. Постучите в заднюю дверь и кликните кого-нибудь из мальцов, он найдет. И скажите, что еще я велел дать вам миску с водой.
Генри пошел к дому, постучал в заднюю дверь и кликнул кого-нибудь из мальцов, и тот появился вместе со своей матерью, которая быстро смекнула, что от них требуется. Но вместо того чтобы сделать все самой, она поручила это мальцу, который ужасно, ну просто ужасно хотел помочь, так что Генри пришлось подождать, пока он найдет веревку и принесет ее вместе с миской, налитой до краев, а его мать все это время стояла на пороге и широко улыбалась. Генри взял миску и взъерошил мальцу волосы – ему страшно понравилось, – а потом вернулся к ресторану и привязал Чернуху в теньке, пока малец стоял поблизости и держал приготовленную для нее миску. Когда она напилась, что после жирного бекона было ей просто необходимо, малец присел рядом и стал ее гладить. Чернуха была в восторге.
Затем Генри принялся складывать поленницу вместе с Чэем, а Санборн мучил свой первый чурбак минут десять, пока наконец не понял, в чем тут закавыка. Они проработали час, второй и здорово взмокли, потому что солнце припекало все сильнее. Время от времени Майк приносил им лимонаду – холодного, с кислинкой, – а однажды сам взялся за колун, пока они пили, и за несколько минут наколол примерно столько же, сколько Санборн за час. Потом он снова отдал колун Санборну. «Не надо целиться в верхушку, – сказал он. – Целься в колоду, а чурбак прошивай насквозь». Лицо Санборна просветлело, словно он пережил озарение и ему открылось, что земля не плоская, а круглая. После этого у него стало получаться гораздо лучше.
Может быть, пригодилось и то, что к ним подошли еще три мальца из семейства Майка – сначала посмотреть, а потом и помочь. С одной стороны, это довольно сильно затормозило работу, но с другой – и колоть, и складывать стало намного веселее. Даже Чэй – и тот пару раз улыбнулся.
К обеду, когда мальцов позвали домой, а Санборн заявил, что от его омлета из четырех яиц ничего не осталось и пора бы Майку их покормить, да как следует, Чэй с Генри уже сложили почти две трети кучи в поленницу, которая пока выходила ровной на загляденье. Если бы не тренировки по гребле, подумал Генри, руки у него сейчас были бы сплошь в мозолях. Он чувствовал себя так, будто провел эти полдня в спортзале с гантелями и штангой. Поворачивая верхние поленья корой вверх, Генри украдкой взглянул на Чэя. Его черные волосы влажно блестели, словно он опрокинул на себя кувшин с водой. Регбийка Франклина тоже промокла насквозь.
Генри протянул ему поленце, и Чэй положил его на свободное место – с большой аккуратностью.
– Ну? – сказал Генри, не глядя на него. – Чего же ты утром не сопротивлялся?
Чэй взял у него из рук еще два поленца и уложил их так же аккуратно, как предыдущее.
– А если бы я тебе что-нибудь повредил? – спросил он.
И Генри понял, что Санборн был прав, называя его придурком. Конечно, Чэй не сопротивлялся. Что было бы, останься победа за ним?
Они вместе подошли к дровяной куче – которая теперь уже значительно уменьшилась.
– Наверно, не стоило выяснять отношения на кладбище, – сказал Генри.
– Кладбище, – сказал Чэй и принялся набирать в охапку дрова – поленце за поленцем. Генри делал то же самое, отбрасывая сосновые в сторонку. – У моей родни нет ничего похожего.
Я даже не знаю, куда они дели мою сестру. Ее похоронили в лагере беженцев, но я не знаю где. Нигде. Лагерь беженцев – это нигде. – Он отпустил свой обычный невеселый смешок. – Туда я сейчас и направляюсь, – сказал он. – В нигде.
Они набрали по охапке дров и пошли укладывать их в поленницу.
Генри представил себе холодный камень с надписью SMITH над братниной могилой. Представил пустую комнату Франклина, где не горит свет. И ночную темноту своей собственной комнаты, и бескрайнюю пустоту холодного моря.
– А что случилось с твоим братом после того, как его забрали? – спросил он.
Чэй замер, не отвечая.
Но слова были и не нужны. Все души, пережившие утрату, понимают друг друга. Давняя или недавняя, утрата остается утратой.
Они аккуратно уложили дрова, которые принесли, а потом отправились к куче за новыми, и Чэй все время поглядывал на стоящий неподалеку дом Майка.
На обед Майк приготовил им толстенные сэндвичи с курицей и салатом – еще там были майонез, лук, помидоры и маринованные огурчики, – большие кружки с обжигающе горячим чаудером и высокие стаканы с обжигающе холодным лимонадом. Чэй стал изучать суп, вылавливая из него ложкой моллюсков и ломтики картофеля.
– Глазами это не едят, – сказал Майк.
Тогда Чэй попробовал есть это ртом, и у него получилось очень даже неплохо – возможно, потому, что он здорово проголодался, таская дрова.
Генри закончил первым и оставил поданный Майком десерт – теплый яблочный пирог со взбитыми сливками – на столе, чтобы выгулять Чернуху; это решение далось ему нелегко, но она без умолку взывала к нему снаружи, пока они ели сэндвичи с курицей. Санборн съел предназначенный ему кусок пирога, поразмыслил, а затем съел и тот, что предназначался его товарищу. Генри обнаружил это, вернувшись с прогулки, и, как он потом сказал Санборну, Майку пришлось бы отмывать пол от крови, если бы он тут же не появился с новой порцией теплого яблочного пирога. Чэю он тоже принес добавки.