* * *
– Читайте, читайте, – усмехнулся Фламель.
* * *
Игорь Виноградский
ПО ПРАВУ ПАМЯТИ
Михаил Шолохов, «Тихий дон», книга 1. Журнал «Дон», NN 1, 2, 3.
Наше время полно сюрпризов. Вот и журнал «Дон», уже приучивший своих читателей к благоглупостям сочинителя Шолохова-Синявского, отважился наконец на публикацию собственно Шолохова, человека, тернистый путь которого не решились бы описать ни автор «Ивана Денисовича», ни «Повести о пережитом», ни «Колымских рассказов». И даже сам автор «Тихого Дона» на вопрос вашего корреспондента, не ждет ли нас новый роман, в основу которого будет положена его собственная судьба, ответил, что нет, не ждет, ибо это свыше человеческих сил, и почти дословно повторил фразу Варлама Шаламова: «Это никому не нужно, ибо опыт этот не столько страшен, сколько бесполезен».
На эту фразу ссылаются сегодня те, кто хотел бы засыпать ручеек «лагерной прозы», не понимая того, что партия с болью, с трудом и великим напряжением преодолевает последствия культа личности не только в масштабах государства, но и в масштабах каждого отдельно взятого советского человека. И «лагерная проза» – горькое, однако совершенно необходимое лекарство, прививка; конечно, как всякое лекарство, его следует точно дозировать.
Возможно, что солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ» можно будет читать нашим детям и внукам, уже получившим необходимый иммунитет; для нас же это – операция без наркоза.
Но вернемся к роману Михаила Шолохова…
* * *
И еще вырезка...
Абрам Терц
ГЕРОИЧЕСКИЕ ГРЕЗЫ (К последней литературной сенсации)
Старый лагерник рассказывал мне, что казаков придумал Александр Серафимович, лежа в тридцать четвертом году на нарах в тифозном бараке пересыльного пункта номер пятьдесят шесть. Легенда оказалась живуча…
* * *
– Я, видимо, переутомился. Не понял совершенно. Что значит?..
– Да, это подлежит толкованию. И дополнительному пояснению. Начало простое: прошедший огни и воды человек пишет роман. Такой, какой можно написать только однажды в жизни. Выплеснуть в него все. Перенести себя. И вдруг обнаружить, что роман не то чтобы никому не нужен, а как бы это сказать?.. излишен в этой жизни. Выламывается из всех отведенных для романов рамок. И вот его не печатают год, два, пять лет: автор настаивает – и начинает наживать неприятности: Говорят: исправить вот тут и тут. Вот это слишком кроваво, а вдруг дети прочтут? А здесь дух эпохи неверно передан, не так все было…
Наконец, провинциальный журнал маленьким тиражом начинает печатать – и все, статья в «Правде», главного снимают… И тут появляется некий змей-искуситель.
Не буду приводить всю историю обольщения: это долго и интересно разве что для психиатров. Но автор вдруг проникается исподволь подсказанным решением: переправить рукопись: нет, не за границу – тогда судьба Пастернака, а он к этому не готов, он изношен, надломлен: Ему нужна такая слава, чтобы без неудобств. И он переправляет роман себе самому – молодому.
Понимаете? Начинающий писатель, автор десятка средней руки рассказов в модном тогда орнаментальном духе. Получает вдруг от себя-старого гениальное произведение. По-настоящему гениальное. И – пугается! Пугается всего. Ведь – герой воюет против нынешней власти. А с другой стороны – очень хочется издать. Соблзн! Несколько лет борений. И – начинает править роман.
Переписывать. Делать так, чтобы – можно было напечатать. То есть творить то, на что не пошел старый: И вот – роман выходит. Сенсация, победа, слава, Нобелевская, все в рот смотрят: Хоть слово скажи, ждем, изнываем: А сказать-то больше нечего! Но опять же: слава, деньги, сытость, власть…
– Да, – сказал Николай Степанович. – Я его видел где-то в начале шестидесятых.
Он действительно производил впечатление вора. И как странно – ведь уличить его в воровстве было решительно невозможно – однако же: Итак, вы сумели меня удивить. Что же дальше?
– Только удивить? Не заинтересовать?
– В моем случае это одно и то же. Демонстрация вашего могущества была впечатляющей. Как я понимаю, это были не единственные примеры вмешательства?
– Не единственные – но единичные. Человек, осуществивший первое, вскоре пал жертвой собственного предприятия. При подавлении Петроградского мятежа у него погибла вся семья: родители, жена, двое детей…
– Он обратился к вам?
– Нет, конечно. Но он был талантливым поэтом, причастным многим тайнам не только поэтического ремесла – а вот эти тайны открыл ему один из нас. Но много раньше и по другому поводу. В невероятном потрясении горем он внезапно создал инкантаментум, в итоге перевернувший мир…
– Надеюсь, это был не я?
– Не вы. Впрочем, не пытайтесь угадать: вы не были знакомы лично, и имя его вам вряд ли что скажет. В мир поэзии он не вошел – не успел или не пожелал.
Было напечатано лишь одно его стихотворение: впрочем, это уже неважно. Он заплатил жизнью за свое искусство и за свой поступок. От человека нельзя требовать большего.
– Значит, при определенном стечении обстоятельств словом действительно можно остановить солнце: Я так и думал. Хорошо. Вы говорите мне, что я могу овладеть всеми этими умениями и применять их по собственному благорассуждению. Так?
– Совершенно верно. Конечно, это потребует времени, и достаточно большого – но конечного.
– И все-таки я не понимаю ваших резонов.
– Все очень просто. Мангасы смертны. Золотой дракон тоже… не то чтобы смертен, но – ограничен временем. Со смертью их пропадут все знания Создателей. И людям придется добывать их самостоятельно. Неизвестно, хватит ли у них времени и сил. Особенно – времени.
– Сейчас меня прежде всех прочих знаний интересуют два мелких практических вопроса. Первое – что можно сделать с воинством Каина? И второе – кто и зачем наслал Черный дождь?
– История с Черным дождем – темная. Вам говорит что-нибудь понятие «Рах»?
– Если я ничего не путаю, в мифах банту так называют бога пауков. Очень нетипичное для банту имя, поэтому запомнилось.
– Совершенно верно. Как долго может жить имя: Рах – это плод неудачной второй попытки создать человека. То есть в то время считали, разумеется, что неудачной была первая попытка. Видите ли, на людей, вышедших из обезьян, слишком сильное, слишком положительное действие оказывало содержимое яиц мангасов – и наши аналитики обеспокоились: не возникнут ли в будущем проблемы: вы меня понимаете.
– Да. Проблемы возникли.
– И еще какие: И тогда решили создать человека заново, из: м-м: если разрешите, я отпущу подробности.
– Можно отпустить всю историю и прямо ответить на вопрос.