Одд сжал губы, подавляя досадливый вздох. Это была первая неудача. Вольгаст придет в ярость, не найдя здесь своей бывшей невесты. Аскольд и после смерти сумел перехитрить их. Конечно, поискать ее следует у Мстислава. Но не сейчас. Сейчас у него была более важная забота — не выпустить из рук чудом захваченный Киев, остаться в живых и продержаться до подхода Вольги.
И только от старой воеводши он узнал о том, что жене Аскольда вот-вот предстояло рожать. А Елинь Святославна, в свою очередь, получила подтверждение, что племянник и правда своими руками отдал жену Мстиславу в заложники.
— Да куда ж ее повезли, в такую-то пору! — восклицала Елинь Святославна. — Матушка Макошь! Да куда же ей ездить! Погубят ее! Аскольд, злыдень, что же ты сделал с ней! Вот судьба-то тебя наказала! — кричала она, грозя кулаком в пространство, будто мертвый племянник мог увидеть ее сейчас. — Жену, дитя своего не пожалел! Вот боги воздали тебе по делам твоим смертью безвременной! Куда ей теперь в дорогу! Да что еще там с ней сделается, у деревлян! Чтоб тебе с моста в реку Огненную рухнуть! — закончила она и плюнула на землю.
Аскольд был ее близким родичем, но предательства по отношению к жене и собственным детям она ему не могла простить. В том числе и потому, что Предслава на самом деле была, как знала Елинь, дочерью ее сына Белотура и ее родной внучкой.
— Я сама за ней поеду! — заявила она, немного опомнившись и взяв себя в руки. Старуха пришла сюда добровольно и вовсе не считала себя пленницей. — Сама поеду. Ей присмотр нужен.
— Ты знаешь, где ее искать? — спросил Одд. Ему тоже хотелось побыстрее найти ту, ради которой его союзник пошел в поход.
— У Мстислава, где же еще?
— А где он живет?
— В Коростене. Это на Уже-реке. Туда ли ее повезли, еще куда, но Мстислав уж верно знает. У него и надо спрашивать.
— Похоже, что без этого не обойдется, — согласился Одд. — Мой родич, Вольгаст плесковский, очень хочет встретиться с этой женщиной.
— А ему что за печаль? — настороженно спросила Елинь Святославна.
— Он всем показывает золотое кольцо и говорит, что получил его в дар от этой девы когда-то в знак любви. Насчет любви не могу поручиться, но что пять лет назад это было ее кольцо, я сам свидетель.
— Да что теперь любовь! — Воеводша устало отмахнулась. — Куда ей любить, когда она в воротах стоит, на Ту Сторону смотрит. Тот, что с Той Стороны, уже за руку ее держит — не то она его в Явь переведет, не то он ее в Навь утянет…
Она говорила тихо, невыразительно, но Одд в душе содрогнулся. Каждая женщина во время родов открывает ворота в бездну, откуда либо выводит в белый свет новую жизнь, либо уходит сама, не справившись с этим трудным делом. И любой мужчина испытывает тайный ужас при мысли о том, что является самой потрясающей и священной из женских возможностей и обязанностей. И эта бездна, на грани которой — хотя и в другом смысле — сейчас стоял он сам, будто дохнула ему в лицо своей холодной черной пастью.
— Ее срок уже сейчас? — с беспокойством спросил он. Если она умрет родами, то захочет ли Вольгаст далее участвовать в этом деле? Поход для него утратит смысл.
— Через три пятерицы должен быть. За седмицу до Рожаничных трапез.
— Тогда, возможно, мы еще успеем ее найти.
— Я найду ее след. В детях ее моя кровь, родовое дерево мне дорогу укажет.
— Это очень хорошо. Но сопровождать тебя будет, я думаю, Вольгаст. Это ему нужна жена Аскольда. Мне нужен Кенугард. Теперь его конунг — я.
…От изумления Дивляна хотела встать и даже взялась руками за борта лодьи, но опомнилась и осталась сидеть. А Борислав, встретив ее взгляд, помахал ей рукой и улыбнулся. Его-то эта встреча совсем не удивила.
Лодья подошла к берегу, кмети стали выбираться, но Дивляна все сидела, прижимая к себе Предславу.
— Не вставай, матушка, сейчас лодью вытащат и ты на сухое выйдешь! — крикнул ей Борислав. — Держись крепче!
Кмети стали толкать лодью, нос вылез на песок. Борислав вспрыгнул на нее и прошел по днищу к корме, где сидела киевская княгиня.
— Здравствуй, матушка! — Он поклонился. — Не ждала, что свидимся? Теперь я тебе за доброту отплачу. Пойдем. Гостьей будешь.
Он кивнул Снегуле, чтобы выносила девочку, а сам взял Дивляну за руку и помог встать.
— Тяжела ты, мать! — двусмысленно ухмыльнулся он. — Видать, совсем скоро?
Дивляна не отвечала, не зная, как все это понимать. Она оглянулась на Аскольдовых кметей, но те не только не выражали готовности ее защитить, но даже не удивились появлению Борислава и его вольному поведению.
— Откуда ты тут взялся? — промолвила она наконец, когда он с осторожностью повел ее по днищу лодьи к носу.
— Так здесь уже почитай наша земля, — ответил он, обернувшись. — Отдохнете малость, а дальше моя дружина тебя повезет.
— Куда?
— В Коростень, к батюшке моему.
— Но зачем?
— А тебе муж не сказал ничего? — Борислав усмехнулся, помогая ей перебраться на песок, и даже бережно обхватил свободной рукой ее широкий стан. — Ух, мать, ты в три обхвата стала! Неужели и Ведицу так разнесет?
— Ведица! — Дивляна вспомнила, что перед ней муж золовки, и обычное любопытство к женским делам оттеснило изумление. — А она уже… затяжелела?
— Есть маленько. — Борислав смущенно ухмыльнулся, как всегда, когда мужчине приходилось говорить о женских делах. — И то — пора уж! Я чай, мужик-то…
— Но почему? — Дивляна оглянулась на Предславу, подозвала ее к себе и снова посмотрела на зятя. После всего, что происходило весной и летом, она никак не могла вообразить подобное родственное свидание с кем-то из Мстиславовых домочадцев и разговоры о прибавлении семейства. — Почему мы здесь? Почему к вам? Что все это значит?
— Аскольд и мой отец сговорились заложниками обменяться. К вам брат мой старший поедет, а к нам — ты.
— Я? — Даже после объяснения Дивляна не могла поверить, что муж отдал в руки злейшим врагам и ее, и дочь, и нерожденного наследника. Единственного наследника!
— Так ведь других домочадцев у него нет! Был брат Белотур, да и тот, слышь, радимичским князем заделался. Как это он так словчил? Через жену поди?
— Не князем, а воеводой. Князь — его сын Ратьша, Ратибор.
— Ну, все одно его теперь не достать. Кроме вас, Аскольду и отдать некого. Ну да ты не бойся, — Борислав пожал ей руку, — я добро-то помню. Ты мне как сестра или свояченица будешь. Не бойся, не обидим.
Дивляна подняла глаза… и снова вскрикнула. К ней приближалась женщина, которую она поначалу приняла за морок. Она хорошо помнила это лицо, в котором сразу привлекали взгляд яркие губы и большие темно-серые глаза под густыми, сросшимися на переносице черными бровями. Эти темные распущенные волосы с несколькими тонкими косичками, к которым подвешены какие-то косточки, маленькие, литые из железа фигурки, птичьи перья… Маренины знаки в вышивке вздевалки, ожерелье из птичьих черепов, множество оберегов на поясе — при каждом движении все это раскачивалось и звенело. Но только в страшном сне Дивляне могло привидеться, что они с этой женщиной встретятся снова. И теперь земля дрогнула и поплыла у нее под ногами, по жилам хлынул холод — сама богиня Марена, мать мертвых, приближалась к ней. Все кончено. Настала ее погибель… Нет спасенья отныне ей и ее детям, коли за ними пришла Лунная Жница… Та, с которой ей довелось столкнуться еще четыре года назад и которая, уж конечно, не забыла своего тогдашнего поражения. Это она, Незвана. Та, на которую Дивляна однажды бросилась с боевым топориком в руке, отгоняя от жертвы, которую та уже считала своей…