– А также – яблоки Гесперид и корону морского царя… Не знаю. Плана у меня нет, а если бы и был – я не стал бы доверять его языку. Даже я с моими скромными умениями могу слышать чужими ушами… Скажу только, что не все ещё козыри собрались в руках Полибия… и он это знает.
– Вот как… – протянул этериарх. – А ты, слав – готов ли ты вытянуть из колоды оставшийся козырь?
– Да.
– Что ж… Кесаревич Войдан, будешь ли говорить?
– При живом отце – нет.
– Достойно сие… Ведима, когда приступишь к лечёбе?
– Сейчас, почтенный. Мне нужно будет пять или шесть отроков, которые умеют не бояться.
– Других не держим… Хорошо. Распорядишься, стратиг. Идите все. Пактовий, останься… – и, когда стражницкая опустела: – Шепчи, что замыслил?
– Сейчас… – Алексей движением руки показал: сядь. Сам же – прислушался. Но и мышь не скреблась под полом… Сказал действительно шёпотом, на самое ухо: – Дело такое, этериарх: Домнин перед смертью открыл мне свою тайну, которую двенадцать лет держал… Ты уже понял, этериарх?
– Так. Открыл… Это и есть тот козырь?
– Он самый.
– Она.
– Да. Дама бубей.
– Что тебе нужно?
– Двух отважников – на весь срок.
– Каков же срок?
– Не ведаю. Дни. Или недели. Вряд ли месяцы.
– Месяцы – нельзя.
– Знаю. Недели, наверное, тоже нельзя. Всё, что от меня будет зависеть, сделаю, чтобы были – дни.
– Нельзя говорить, где она?
– Да можно, наверное. Если Полибий мог подслушать, он уже подслушал на острове у Домнина. Она в самой Велесовой кузне, где-то в глубине…
– Ох ты. Я там был – раз.
– Я тоже. Он сказал, кто может показать путь.
– Да, Пактовий. Задал нам многомудрый задачу…
– Это лишь первая. Вторая – уговорить Якуна Виссариона из Артемии. Его Домнин прочил на своё место. Я знаю Якуна… немного. Трудно будет уговаривать.
– Тебе не успеть и то, и другое.
– Не успеть, – Алексей согласно наклонил голову.
– Кого бы ты послал к нему?
– Кесаревича Войдана с женой его. И с ним кого-нибудь из людей Юно. Кто будет при Якуне после.
– Может быть… да. Это должно оказаться лучше всего прочего. Я же займусь лодочным флотом. Прошлый раз получилось как будто бы неплохо… Ты видел недавно в Конкордии верфи. Когда, по твоему разумению, будут готовы последние корабли?
– К маю.
– Время, будем надеяться, ещё есть…
Но оба знали, что времени нет.
Дело создания кокона Пианы оказалось куда более долгим и тяжёлым, чем предполагала Аэлла, и когда всё, наконец, кончилось, сама она была вымотана до состояния полумёртвого, а среди отроков, помогавших ей, один вскоре действительно умер, не выдержав страшного истощения сил. Славы-стражники молча унесли его на щите, чтобы предать земле с должными почестями.
Перед последним бинтованием Алексей и Войдан зашли взглянуть на кесаря. Тот лежал на столе, похожий на выловленного морского царя: блёкло-зелёный, неподвижный, почти потерявший человеческий облик. Лишь лицо ещё частью оставалось прежним; глаза метались…
– Недолго тебе таким оставаться, отец, – сказал Войдан. – Будь спокоен.
Алексей молча кивнул.
Зелёная корка у губ кесаря чуть треснула. Раздалось тихое шипение.
– …есссли… оссилит… не допуссти…
Алексей понял.
– Клянусь, государь, – сказал он. – Поругания не допущу.
Если буду жив, добавил он про себя.
И – если проиграю…
Он повторил то и другое ещё раз и подумал, что условия эти совершенно несовместны.
Аэлла с серым, в мелких капельках пота лицом оттеснила их локтем. В руках у неё была первая лента грубой простынной ткани, пропитанной смолой. На миг она задержала эту ленту в руках – то ли в нерешительности, то ли примеряясь. Потом – одним движением обернула голову кесаря, запечатывая рот и нос. Секунду были видны полные ужаса глаза…
Потом для кесаря настала долгая тьма.
Уходя, Алексей ощутил пожатие руки Войдана. Тайная благодарность за безрассудную клятву. Но лицо Войдана ничего не выражало – он смотрел вперёд и что-то такое видел перед собой…
Ещё до рассвета следующего дня три всадника выехали со двора и намётом помчались на восток, по той самой дороге на Нектарийские рудники, из-за которой вновь ссорились владетельные славы – и за разрешением споров готовы были обратиться не к законному, доброму и справедливому, но бессильному кесарю, а к влиятельным семействам севера и юга. Так уже трижды за последние двести лет вспыхивали в Мелиоре гражданские войны.
Ворон сидел на высоком дереве и смотрел в спину всадникам. Когда они скрылись из виду среди заиндевелых столетних лип, тянущихся вдоль этой дороги на тридцать вёрст вплоть до городка Николия, ворон снялся с дерева и полетел на восток, к морю…
Кузня
Директриса училища, маленькая симпатичная брюнеточка, которую не портило даже лёгкое косоглазие, приняла Алексея сразу.
– Вас послала сама судьба! – повторила она несколько раз. – У нас женский коллектив, у нас всего четыре преподавателя-мужчины, да ещё двое почасовиков – и всё. Кузьма Васильевич очень, ну оч-чень помогал – просто самим своим присутствием. Вы не представляете себе, насколько важен мужчина в женском коллективе, наверное, он важнее, чем женщина в мужском, это так облагораживает, особенно если мужчина в форме… Я так жалела, что ему пришлось уволиться, так жалела. Я уже думала, мы никогда не найдём… и вдруг – этот звонок из военкомата. Чертовски кстати. Я очень надеюсь, что вам у нас понравится. Но скажите, Алексей Данилович, вот вы – молодой сильный мужчина, офицер… а у нас зарплата маленькая, с этой проклятой задержкой, хлопот огромное количество…
– Честно? – улыбнулся Алексей.
– Желательно.
– В августе уходит на пенсию мой родной дядя. Он майор инженерных войск. Просил меня найти для него место военрука и придержать. То есть – до августа я у вас побуду, а потом уволюсь в его пользу. Он вам подойдёт куда больше, чем я: золотые руки… Как видите, я ничего не скрываю.
– Ох, да я и не сомневаюсь, – всплеснула руками директриса. – Извините, если я что-то не так сказала…
– Да ну, что вы. Всё просто замечательно.
– И ещё. Скажу уж сразу. У нас контингент особый – девушки. Вы уж готовьтесь к тому, что в вас сразу начнут влюбляться… ну и всё такое. Так вот… даже не знаю, стоит ли вообще об этом говорить, но всё же… в общем, никаких связей со студентками быть просто не может. Не просто запрещено – а исключено абсолютно. Простите, что приходится об этом говорить… не знаю, надо ли было…