— Вот, — удовлетворенно произнес пациент, проконтролировав процесс. — Это… а чего за «Б» такое?
— Больной, значит, — усмехнулся я.
— А-а. Ладно, бывай.
— Счастливо.
На самом деле «Б» означало «бандит». Надо же было как-то запомнить столь выдающуюся личность. Звонить, конечно, ему я не собирался. Переживу как-нибудь без бандитских благодарностей.
* * *
С того вызова прошло больше года. Я практически забыл и об Артуре «Б», и о его обещании, если бы не вынудили обстоятельства.
Вызов, который мне дали по рации диспетчера, был на улицу Краснознаменную, к молодой девице, у которой болел живот. Подобного рода вызова постоянно передают фельдшерским бригадам. Так уж как-то повелось, что наш негласный профиль — травмы и животы. Что касается животов, то это дело святое — в рамках недавней моды ношения коротких маек, открывающих как живот, так и поясницу, и не менее коротких юбок, открывающих то, что по идее вообще открывать не стоит — каждую смену лично я возил по двое-трое таких вот заболевших с пиелонефритами [3] и аднекситами [4] . И ладно бы, надевали б они свои тряпицы в летнюю жару — нет, натягивают их с первым весенним подъемом температуры и снимают только тогда, когда начинает идти снег. Видимо, девушки давно смирились с мыслью, что красота требует жертв. Не думают они только о том, что жертвы могут оказаться неэквивалентны по своим масштабам удовольствию щегольнуть осиной талией и стройными ногами — например, когда они надумают обзавестись потомством.
Впрочем, вызов несложный для фельдшерской бригады — приехать, диагностировать, отвезти в первую городскую, в гинекологическое отделение, на получение дежурных кренделей от замученного подобными пациентами профильного специалиста, а там уж оставить их на попечение антибиотиков, анальгетиков и десенсибилизирующих средств. Редко на подобных вызовах бывает что-то действительно тяжелое, вроде прободной язвы или разлитого перитонита [5] . Все больше наши бригады выполняют роль бесплатного такси, доставляющего очередную занемогшую красавицу в стационар.
Нюансы я почувствовал еще на подъезде к адресу. На автобусной остановке мне, отшвырнув в сторону пустую пивную бутылку, замахал ручищами здоровенный детина, одетый только в бесформенные шорты, усеянные многочисленными мокрыми пятнами неясной этиологии. Мне он не понравился сразу — как только может не понравиться пьяный вызывающий, который выше тебя на голову и шире на полметра в плечах.
— Слышь, эта… — дыхнул парами алкоголя мне в лицо здоровяк, открывая дверь кабины и засовывая в нее заросшую недельной черной щетиной физиономию. — Давай, шустрее, вон туда рули, там девке плохо, загибается.
После этого он без спроса полез в кабину. Вытолкнуть его я мог бы, только вооружившись домкратом. Водитель косо глянул на хама, но отвернулся и промолчал. Да и не станет Артемович лезть в драку — годы не те. Мне пришлось, брезгливо сморщившись, терпеть это смердящее потом тело рядом, благо ехать оказалось недалеко.
— Там она, б…дь, с лестницы, короче, упала, — отвечал тем временем на мой незаданный вопрос незваный попутчик, — упала, короче, задом ударилась, хрен его знает, может там что-то, б…дь, сломала! Ты давай там, делай все нормально, короче! Там она, это, может, беременная — смотри, чтобы все сохранила!
— Разберемся на месте, — со сдержанной ненавистью пробормотал я. Просто, чтобы хоть что-то сказать — покорно слушать это мурло, разглагольствующее в моей машине на тему «давай лечи получше — не то будет хуже», было невыносимо. Подобные фразы, вне зависимости от того, как они сказаны, всегда звучат оскорбительно.
— Давай, разбирайся! Э, стой, вот, приехали!
«Газель», скрипнув тормозами, остановилась у покосившейся ржавой металлической калитки. За калиткой светился огнями двор двухэтажного частного дома, а во дворе шумела довольно большая толпа людей. Не менее пятнадцати человек. И, судя по всему, находились они на взводе.
Не люблю я подобные «армянские» вызовы — а контингент собравшихся был именно такой, — не люблю потому, что сложные родоплеменные отношения, сложившиеся у данного этноса, вносят определенную сложность в работу медика. В частности, показушное сочувствие, которое проявляется всегда и вне зависимости от тяжести недуга. Как правило, в рамках обязательного почтения к страданиям близкого более сочувствующим считается тот, кто громче орет и плачет, а в идеале — рвет на себе волосы от горя. Поэтому собравшиеся по случаю недомогания родственники почти всегда стараются перекричать друг друга, доводя себя буквально до истерических припадков. Другая проблема — это сам больной, который, видя, какое недюжинное уважение к его страданиям проявляет такое количество людей, просто не может отплатить черной неблагодарностью в виде нормального самочувствия после, например, кольнувшей и отпустившей кишечной колики или минутного приступа головокружения. В семи из десяти случаев эти больные занимаются банальной аггравацией [6] , показательно закатывая глаза и изображая всем телом агональную стадию умирания. Попробуй в такой атмосфере собрать анамнез [7] , оценить жалобы и степень тяжести заболевания…
Как только скрипнули петли калитки, я оказался окруженным пятью крепкими молодыми людьми.
— Давай, врач, шевелись! — подстегнул неугомонный здоровяк.
— Быстрее! Быстрее, она сознание теряет! — поддержала его криком девица, стоявшая на коленях у лавки, вмурованной ножками в бетон двора, на которой возлежала больная. Ее цветастый летний сарафан и темные волосы были насквозь мокрыми — судя по всему, ее только что обливали водой. На вид девушке было не более двадцати, если она и была беременной, то вряд ли срок превысил один час. На момент осмотра она корчилась на лавке, прижимая к животу колени и ладони, закатив зрачки куда-то в сторону свода черепа.
— Пропустите меня, — внезапно севшим голосом попросил я, подбираясь к ней и ставя сумку на пол и доставая тонометр.
— Ленка?! Ленка, ты чего?! — визгливо закричала девица, от души врезав по щекам лежащей. — Ты чего? Дыши!
Та в ответ лишь слепо повела очами и замычала, судорожно суча ногами.
— Ну ты чё, дохтур, тупой, что ли?! — заорал мне прямо в лицо загорелый кавказский юноша, демонстрируя мне чрезвычайно развитые руки, с красивой рельефной мускулатурой. Прямо как в анатомическом атласе, в разделе «Мышцы». — Делай что-нибудь, ну!