Серега сноровисто перевернул безжизненное тело на живот, завел болтающиеся плетьми руки за спину и начал орудовать вязками, стягивая запястья больного. Я, чертыхаясь, встал, чувствуя, что на спине расплылось мокрое пятно, а зловоние стало просто нестерпимым.
— Чего я там разгрохал?
— Не знаю. Как воняет, слышишь?
— Еще как! Я вляпался в это, кажется… что бы оно там ни было.
— Гы-гы-гы, — посочувствовал мне галантный напарник.
Я обжег его гневным взглядом, после чего мы оба, крякнув, потащили клиента под плечи и локти по коридорчику и вниз по лестнице. В гостиной на столе стояла раскрытая терапевтическая укладка, наша Анна Викторовна, не теряя времени, обрабатывала рану под глазом старика.
— Что это с ним? — страдальчески воскликнула мать.
— Да ничего, — успокоили мы. — Уморился парень, пока нас ждал, придремал.
— Убью… пи…сы… — прошипел Сурен, болтающийся у нас на руках, и попытался дернуться.
— О, проснулся уже. Сурик, не хулигань, я тебя прошу, — улыбнулся Серега, одновременно приподнимая локоть больного и незаметно выворачивая его плечевой сустав. Тот взвыл от боли и обвис, все также глядя в пол.
— Направление у вас? — поинтересовалась Анна Викторовна.
— Что? А, нет, направление в приемном.
Старая песня.
— Больше такого не делайте, — сердито сказала врач. — Направление должно быть у вас на руках, когда вы вызываете бригаду. Вы же нас подставляете, неужели не понятно?
Судя по выражениям лиц родственников, непонятно. А зря. Сколько раз нас так участковые психиатры «кидали» — не сосчитать. Не видя направления, мы силой забирали больного, а по приезду в бумажке, лежащей у фельдшера приемного отделения ПНД, стояло «Добровольная госпитализация». И благодарная родня, как только больной более-менее начинал соображать, заваливала нас жалобами и судебными исками за необоснованную грубость и жестокость по отношению к лояльному и адекватному психбольному, просто горевшему жаждой госпитализироваться.
— Тем более, вы прекрасно понимаете, что болезнь у вашего сына… особенная, скажем так, те препараты, что ему назначил участковый психиатр, он должен принимать постоянно, а вы должны это контролировать.
— Да он все спрятал, — махнула рукой мать. — Ему слова не скажи.
— Закрой хлебало, сукаааааааааа! — Длина вопля пациента определилась болью вывернутых суставов.
— Не ругайся, — строго сказал я, отпуская его.
— А уж если вы видите, что его состояние ухудшилось, — продолжила врач, — зачем вы затягиваете вызов? Чего ждете?
— Думали — пройдет, — криво усмехнулся аксакал, щупая узловатым пальцем рану под глазом.
— Сколько лет он уже болеет?
— Шестой год пошел.
— Хоть раз такое состояние проходило само?
Старики сконфуженно уставились в пол.
— То-то и оно, — назидательно сказала Анна Викторовна. — Вот и получаете то, что сами спровоцировали. Вам надо было везти его в диспансер тогда, когда он еще был адекватен. Или вызывать нас. А теперь?
— Мы вам что-то должны, доктор? — прохрипел старик.
— Ничего вы нам не должны. А что должны ему, — врач кивнула на скорчившегося в наших руках больного, — подумайте.
Направляемся к дверям. Внезапно я останавливаюсь.
— Да, уважаемые… вы уж не обижайтесь, мы с ним на кровать свалились, что-то там разбили, стекло какое-то. Что там у вас было, не ценное, надеюсь?
— Нет, — невольно усмехнулась мать. — Он, как дурить начинает, всегда все банки дома ворует, пи́сает только в них и под кровать ставит. Убирать не дает, хорошо, хоть крышками закрывать разрешил. А то весь дом бы провонял…
Ее слова прервал громкий кашель Сереги, прилагавшего неимоверные усилия, чтобы не заржать в голос.
— Спасибо за информацию, — дрогнувшим голосом поблагодарил я, болезненно скривившись.
Действительно, вляпался — по-другому и не назвать.
* * *
Первым делом, хлопнув дверью машины, я содрал с себя форменную рубашку и швырнул ее в больного.
— Козел! Уринотерапевт, твою мать!
— Антон, угомонись, — строго сказала Анна Викторовна в окошко. — Смотреть надо было, куда падаешь. В ПНД приедем, застираешь.
— Если раньше его мочевина там дыру не проест, — хихикнул Серега.
Всю дорогу до стационара я проделал по пояс голым, держась подальше от окна, чтобы не смущать прохожих. Мой напарник, пользуясь этим, нахально оккупировал обдуваемое местечко и щурил глаза, выражая всем своим видом удовольствие. Впрочем, на больного поглядывать тоже не забывал.
ПНД находился прямо напротив роддома — синие стальные ворота, неизвестно зачем запираемые на висячий замок бдительными охранниками. Отделения в диспансере закрытого типа, а уж если больной сбежал оттуда, шмыгнуть через забор для него будет не проблема, благо дыр хватает — швейцарский сыр позавидует. Палыч долго сигналил, побуждая стража врат в дом скорби оторвать свой зад от продавленного стула в будке и открыть нам проезд. Проезжая, я погрозил ему кулаком. Не любим мы друг друга, что поделаешь. Особенно после того, как нам с Серегой не раз приходилось ночью, подсаживая друг друга на плечи, перебираться через ворота и открывать их самим — сильно не посигналишь, так как роддом рядом со спящими малютками, а на стук и крики охранники, крепко объятые Морфеем и парами различных производных этилового спирта, не реагировали.
Здание ПНД спроектировано и построено в форме буквы «П», внутренний двор является двором приемного отделения и кабинета психолога, снаружи же, вне ворот и ограды, расположена поликлиника. Дворик довольно уютный, обсаженный тополями и пихтами, под здоровенной сосной стоит уютная скамеечка, просто приглашающая шлепнуться на нее и вытянуть ноги. Мы поднялись по трем ступенькам крыльца и забарабанили в стальную дверь. Раздается щелчок, и дверь распахнулась, пропуская нас в помещение приемного отделения. Фельдшер Света приветливо улыбнулась нам, пропуская в комнату первичного осмотра врача.
— Откуда?
— Волковка, — со вздохом сказала Анна Викторовна, усаживаясь за стол и доставая сопроводительный лист. — Сегодня одни дальние только…
— Третье отделение, — бормочет фельдшер, набирая на дисковом телефоне номер.
Мы усадили больного на кушетку и заняли позиции справа и слева от него. Иллюзий не питаем — персонал психоневрологического нетороплив по природе своей. Санитары, работающие в отделении, получают настолько мало, что позволяют себе на рабочем месте вольности, от вида которых у нас волосы дыбом встают. Например, они хронически пьяны, им ничего не стоит прийти за больным через полчаса после вызова, с сигаретой, в грязном халате, заматериться при родственниках и врачах. Им это все сходит с рук, потому как администрация диспансера великолепно понимает — уволив этих, она уволит последних. За те гроши, что здесь платят, работать не придет никто.