– Я составляю список, что мне надо сделать. И вообще я не люблю хот-доги.
– С каких это пор? – спросила Мисти.
– Никогда не любила.
– Ты всегда ешь хот-доги.
– Не такие.
Мы все уставились на ее тарелку с Королем Львом. В луже кетчупа утопала порезанная на мелкие кусочки сосиска.
– Я теперь люблю, чтобы они были длинные, – продолжала Джоди. – Эсме говорит, что дети в Соединенных Штатах чаще всего давятся до смерти именно порезанными сосисками. Насчет детей во всем мире она не уверена.
– Жить вообще опасно, – поддакнула Мисти.
– Я этого есть не буду.
– Ты должна.
– Не буду.
– Харли, – повернулась ко мне Мисти. – Скажи ей, чтобы ела.
– А пусть голодает. – И я навалил себе в тарелку макароны с сыром.
– Я съем, если ты слепишь сосиску обратно.
– Как это я ее слеплю? – Глаза Мисти превратились в щелочки.
– Клеем, – серьезно ответила Джоди.
Я улыбнулся ей через стол. Она иногда такое выдаст.
Мисти завертела головой, переводя взгляд с меня на Джоди и обратно.
– Съешь клей – помрешь, – сообщила она.
– Тогда сварите мне другую сосиску, – попросила Джоди.
– Еще чего.
– Сварите мне еще одну.
– Возьми у Харли.
– Ни за что. Я сам хочу.
– Поторгуйся с ней, – велела Мисти.
Джоди с сомнением смотрела на мой хот-дог.
– Он весь в горчице, – заключила она. – Вытри.
Рука Мисти метнулась в мою сторону. Она схватила мой хот-дог, вытряхнула из хлеба сосиску, голубые ногти соскребли горчицу, сосика плюхнулась перед Джоди, а порезанные кусочки оказались на моей тарелке.
Джоди секунду оценивала положение, потом кисло улыбнулась и попросила сок. Мисти смотрела на нее ничего не выражающими глазами, под ее равнодушием скрывалась буря.
– Сока у нас нет, – произнесла она раздельно.
– Тогда молока.
– Сама налей.
– Мне не налить из большого кувшина. Он тяжелый.
Я закрыл глаза и представил себе, как хватаю здоровенную сковородку и со всего маху даю по башке сперва Джоди, чтобы слетела со стула, а потом Мисти и окровавленные макароны с сыром лезут у той изо рта.
Вместо этого я наполнил стакан молоком и протянул Джоди. Пока садился, невольно заглянул в ее список дел.
ПАКАРМИТЬ ДЕНОЗАВРОВ
РАСКРАСИТЬ КАРТИНКУ ДЛЯ МАМЫ
ПАЙТИ В ШКОЛУ
ПАСЕТИТЬ ТЮРЬМУ
ПАСМАТРЕТЬ ТЕЛИВИЗОР
ПАМАЛИТЬСЯ ЗА ДУШУ ПАПЫ
ЛЕЧ СПАТЬ
Я ей еще не сказал, что не собираюсь ее завтра брать на свидание с мамой. В последний раз мы были в тюрьме три месяца назад, но я не вынесу второй такой поездки. Всегда одно и то же: мы вчетвером набиваемся в кабину грузовичка, Джоди ревет, Мисти орет, чтобы заткнулась, а Эмбер пилит меня за то, что не пошел повидаться с мамой.
Каракули Джоди напомнили мне о карте, которую мама нарисовала в детстве, чтобы найти дорогу домой в Иллинойс после того, как ее мама, папа и маленький брат погибли в автокатастрофе, а девочку забрали к себе в Пенсильванию пожилые тетя с дядей.
Мама показала мне свой рисунок только раз, когда у меня ничего не вышло с моей картой, контуры которой я обвел в одной книге в школьной библиотеке и принес домой. Книга уверяла, что с этой картой любой ребенок прямо из своей спальни найдет верный путь, и я несколько дней потратил на то, чтобы постараться попасть на чудесный остров в форме дракона, окруженный кольцом вулканов, извергающих лаву всех цветов радуги.
В конце концов я отказался от этой затеи и пришел с картинкой к маме. Она отвела меня к себе в комнату и позволила забраться на кровать, а сама достала из ящика комода Библию. Мама часто читала Библию, хотя в церковь мы никогда не ходили. Мама говорила, что не любит христиан.
Библию она протянула мне. В закрытом виде, чтобы я провел пальцем по страницам, как люблю. Мне нравилось, как красный обрез, похожий на атласную ленту, под моей рукой превращается во множество острых лезвий. Из книги мама достала сложенный листок.
– Что называется, антиквариат, – улыбнулась она. – Я это нарисовала, когда мне было примерно столько, сколько тебе сейчас. Восемнадцать лет тому назад.
Она развернула листок. Это был карандашный рисунок, изображающий дом, раскрашенный желтым, с розовой крышей, складчатыми занавесками, клумбой и улыбающейся белкой на дереве. От дома тянулась прямая жирная черная линия, которая внезапно ломалась, падала вниз и уходила в никуда. Над линией было написано: ШАССЕ 80.
– Карты, – пояснила мама, пока я всматривался в рисунок, – хороши, только если место, куда ты хочешь попасть, взаправду существует.
Джоди сжала мне запястье, дернула за руку, и я увидел у нее на лице спокойную мамину настойчивость, которая когда-то заставляла меня лезть из кожи вон, чтобы угодить или досадить, в зависимости от настроения.
– Хочешь послушать мое предсказание?
– Мне на работу пора, – ответил я. – Завтра расскажешь.
– Нет, сейчас.
Она отпустила меня, разломила печенье и достала бумажку.
– «Тревога – это то, что платишь, пока не подошел срок беде», – прочитала Джоди и улыбнулась мне.
– Замечательно, – восхитился я.
Когда я выходил из дома, Элвис чуть не сбил меня с ног. Я пинком отшвырнул его, забрался в пикап, врубил приемник и защелкнул обе двери. Я не боялся темноты, я уважал ее. Здесь она была такая густая, что лучи фар увязали.
Пока я ехал, постарался выкинуть из головы все постороннее, но список дел, составленный Джоди, так и вертелся в мозгу, не говоря уже о мыслях про письмо Скипа и про Эмбер, трахающуюся с парнями в кузове. На душе стало совсем погано. Хорошо еще, что с тех пор как открыли круглосуточный «Уолмарт» [8] , в будний день по вечерам и ночью покупателей никого. А то ведь люди приходили за крупой в три ночи. Почему бы и нет, если есть такая возможность.
Я припарковался, сунул ключи в карман отцовской куртки, наткнулся на письмо Скипа и не нашел ничего лучите, как вытащить его и перечитать еще раз. Посреди описания студенческой общины я вдруг понял, что вся наша дружба завязалась по единственной причине: два мальчика жили по соседству и дружить им было больше не с кем.