Совершенно бесшумно, без малейшего намёка на предупреждение, губы раскрылись, образовав ровную щель, сантиметра полтора шириной, две ладони в вышину. На дне щели, освещённой изнутри молочно-чёрным мерцанием, выпятился язычок. Стена ещё раз мягко толкнула Вовочку в спину – и на язычок скатился грубоватый металлический шарик.
Это мог быть подарок – или плата. Не взять подарок – значило кровно обидеть местного Духа, но взять плату вперёд, не зная, за что…
Вовочка, как во сне, протянул руку к шару.
Он был очень тяжёлый.
Щель, дважды мигнув, сомкнулась.
И только тогда Вовочка дико заорал и рванул вверх, перехватывая верёвку, почти взбегая по стене…
Он преодолел, наверное, метра четыре, потом запал кончился, ноги скользнули, и он, потеряв равновесие, сорвался вниз и повис в петле, выбившей из его тощего тельца и воздух, и сознание.
* * *
– Ты чего? – Ярослав в свежей серо-коричневой рубахе с засученными рукавами тяжело шагнул навстречу Спартаку; в руке у него был маленький плотницкий топорик. – Случилось что-нибудь?
Портос медленно перешёл на шаг. Выровнял дыхание. Остановился, бросив безвольно руки вниз – болтаться.
– Да, дядь Слав… Олег провалился. В Жерло. Застрял. Тянули…
– Ахх… Ну, некстати, учитель… ну, учудил. Живой хотя бы?
– Живой. Он с рюкзаком на спине был – заклинило. Не сказать, что глубоко. Ну, возятся там с ним… Тянули – не смогли сами. Помогите, а? Жалко сильно будет, если не вытащим…
Ярослав в ужасе вытаращился на него:
– Ты что такое говоришь?!! Как это – не вытащим? Так, давай-ка отдохни пять минут, я тут раскину мозгами…
Раскидывать мозгами приходилось основательно: из года в год наглость ироев, а тем паче жувайлов росла и росла. Оно и понятно – обязательно требовалось переплюнуть предшественников. В прошлом году двоих фермеров, осмелившихся выйти навстречу распоясавшимся подросткам, жестоко избили – это при том, что почитание взрослых у аборигенов на уровне… во все остальные дни года. Что будет в этом году… Главное, что Ярослав знал: это именно его хозяйство давно привлекает ироев, а тем более жувайлов. Он сумел когда-то внушить ребятишкам суеверный страх, страх этот стал ярок и легендарен, и потому первый, кто его преодолеет, получит всё искомое: взрослость, почёт и уважение, первенство в делах…
Этакая "золотая медаль".
Он надеялся, что продержится ещё хотя бы год-другой, а лучше третий – когда подрастут старшие и станут наконец реальной силой.
Как бы их не затянуло в эти игры…
Он отмахнулся от мысли. Требовалось думать о насущном.
– Так, Портос, друг мой… Сам я пойти не могу, день неподходящий для экспедиций… никудышный день, чёрт. Но взрослых с тобой налажу, так, кто может…
Он мрачно соображал, от кого будет мало проку, если на дом навалится орда.
– Сушка, моторщик, пойдёт… эх, жаль, трактору там не пробраться, а то бы… и Дарья, она хоть и баба, а силы хватит на всё. Соображай – чего ещё надо, кроме верёвки?
– Масла, Артё… Атос велел – масла. Ведра, сказал, бы два. Вот. Это чтобы полить туда, вниз, и тогда клин легче разлупится…
– Верёвка. Масло. Брезент – носилки соорудить, если чего. Водки бутыль. Не веселиться, а для прогрева. С перцем. Так, ещё …
– Ещё бы пожрать на обратную дорогу. Олег с рюкзаком ухнул, а волочь будем – лямки, наверное, обрезать придётся. Вот и пропадёт всё ни за хрен.
– Тоже верно… Эй, Сушка, беги сюда!..
Спорилось. Каких-то пять минут – и собрана спасательная экспедиция. Сильный, но робкий Сушка, Дарья-кухарка и примкнувший к ним Димка-Драч, один из средних сыновей Ярослава – просто так, для счёту, и чтобы груз поделить. И на всякий случай – держать чуть подальше от возможных стычек, Драчом Димку прозвали не просто так.
* * *
Вовочка приходил в себя медленно. Сначала пришёл запах – мятный дымок и разогревшаяся земля. Потом ветерок снова отвернул в сторону, и с Вовочкой остался только его собственный запах – пыли и кисловатого пота. Живот тупо ныл. А что ещё ноет? Всё. И зачем я об этом подумал?
Тут на живот что-то пролилось, и все мысли с шипением вырвались наружу и унеслись в неизвестном направлении. Кожу жгло и щипало немилосердно. Вовочка затараторил про себя: "Одеяло убежало, улетела простыня, и подушка, как лягушка, ускакала от меня, а нечистым-трубочистам стыд и срам, и тарарам, умываются утята, и ежата, и котята, и опята, и ребята…" Боль потихоньку отступила.
– Очнулся, – сказал Михель.
– Ну, ты как? – сунулся Артур.
– Отвали, – сказал Вовочка, не открывая глаз.
– Как там Олег? – спросил Артём.
Он стал вспоминать. Его затрясло, руки задвигались, зашарили по телу, по карманам… Шарик каким-то чудом уцелел. Теперь обратной дороги не было – и Вовочка неожиданно успокоился. Открыл глаза, сел, рассказал про Олега, напился горячего, поскулил, пока его – почти целиком – обмазывали лечебным соком.
Металлический шарик уютно лежал в руке – словно для этого и был предназначен. Было приятно гладить его кончиками пальцев – скорее угадывая, чем ощущая шероховатости. Вовочка придремал, в пол-уха слушая разговор у костра. Разговор был ни о чём – пока Артурчик не уговорил Михеля рассказать сказку.
– Сказка про очень храброго мальчика, – выбрал Михель.
Вовочка такой ещё не слышал, но не удивился. Пан Ярослав придумывал сказки с лёгкостью просто фантастической, и все их не знал, поди, даже он сам.
Михель откашлялся, сел поудобнее и начал.
Сказка про очень храброго мальчика
Жил был на свете один очень храбрый мальчик, и звали его Кароль. Это похоже на «король», но, конечно, был он никакой не король, а бедный парнишка, сын бедных родителей, ничем не примечательных. Зато с детства слыл Кароль самым храбрым в округе.
И вот рос он, рос, готовясь к великим подвигам, которые должны были сделать его принцем, а может – как знать! – и королём, но однажды прослышал он, что за Чёрным лесом есть Гиблое болото, а в нём колодец, где живёт самая страшная жаба на свете, и кто не испугается той жабы, и вправду самый храбрый человек, и никого храбрее его не найти.
Быстро собрался он, принял отцовское благословение, поцеловал матушку, взял от неё узелок с едой и крепкими башмаками и пошёл к Чёрному лесу.
Долго шел Кароль. Уже и лето истончилось, и осень силу набрала, а он все топал и топал, не сворачивая. Еда у него давно вышла, так что подъедал он грибы-ягоды, иногда зверей камнями сбивал, но нигде, кроме как на ночевку, не останавливался.
На исходе осени вышел он к Гиблому болоту и понял, что удача-то – за него кости бросила, и хорошо они по столу игорному раскатились, потому как приди он к болоту до заморозков – там бы и сгинул навсегда. А так – сама природа подсказала парнишке, как справиться с этим испытанием. Построил он себе шалашик и стал в нём жить. Еды для него белки да птицы заготовили вдосталь, только примечай, где у них кладовые.