Островок – рукой подать.
Дотянуть бы…
Самолёт и без моторов на удивление прочно держался в воздухе. Его покачивало, подкидывало, опускало вниз, снова подкидывало, но при этом мощно несло вперёд невидимым воздушным течением – и наконец Петька понял, что и запаса высоты ему тоже хватит.
А вот чего катастрофически недостаточно, так это места для посадки.
Островок был крошечный. Жёлтое колечко с крапинками и полосками зелени. Атолл.
Петька смято ругнулся и полез под сиденье. Конечно, катапульты в таком самолётике не было, и быть не могло, но хоть парашют-то должны положить! Есть! И аварийный пакет какой-то… нет времени разбираться. Петька винтом вделся в лямки парашюта, схватил пакет в охапку и вывалился на крыло. Шшших – его словно сдуло не в воздух, а на ледяную горку, и там, где он в стремительном скольжении касался льда, кожу больно шоркало. Не забыть – кольцо… Громкий хлопок над головой превратил горку в качели, и Петька на несколько секунд потерял ориентацию в пространстве, чего никак нельзя было допускать. Но ведь не бывает, не бывает, не бывает таких парашютов, ладненьких, кругленьких, маленьких, как яблочко, и так же раскрашенных. Ёжики в цвету! Петька наконец уцепил взглядом жёлтый ободок с ярко-синей серединкой и судорожно потянул стропы. Качели снова качнулись, подбросив пассажира вверх, ещё раз, и ещё, Петька оказался точно над озерком в центре атолла, и в этот момент парашют снова хлопнул и исчез. Петька долго летел, кувыркаясь, потом плюхнулся в неправдоподобно тёплую воду, его обдало пузырьками воздуха, затормозило и выбросило на поверхность. Вода была тугая, как батут, и так же держала на себе. Он бегом рванул к берегу – хотя чего торопиться, вот он, берег, ласково тычется под коленки, приплыли, спасён, Петька сел на мелководье, вздохнул, задрал голову – и увидел, как его самолётик разворачивается, качает на прощанье крылышками и уходит в зенит…
Добро пожаловать в Робинзоны! Здоровый физический труд на свежем воздухе, рыбная ловля, бананы, кокосы, чунга-чанги… Петька зашагал в обход своих новых владений, на ходу стаскивая мокрую одежду. К тому времени, как на нём остались трусы и хлюпающие ботинки, он окончательно уверился в том, что и острова этого тоже не бывает. Кроме трёх видов кокосов, исполинских бананов и низкорослых чунга-чанг, здесь росли пончики, пирожки, сосиски в тесте, конфеты, молоко в треугольных пакетиках и один померанец. Петька был уверен, что это именно померанец, ничем другим этот мрачный колючий куст быть просто не мог. Под кустом обнаружились грибы и сметана. Петька помотал головой и медленно пошёл обратно, подбирая свои вещи. Что-то ему всё это напоминало… что-то… что-то там со съедобным домиком и мерзкими детками. Пожалуй, надо вылавливать из воды аварийку, хоть какой-то жратвы туда наверняка положили, на первое время хватит, и выбираться отсюда, хоть на брёвнышке, хоть ладошками загребая. Пусть сами свои грибочки лопают и нахваливают.
План был хороший, и с ним произошло то же, что происходит практически со всеми хорошими планами, – он пошёл боком. Нет, побоку. По бокам. По бокам у них змеились цветочные гирлянды, с талии свисали сотни ниток бус, а между бусами и цветами мелькала восхитительная гладкая смуглая кожа, и стройные смуглые ножки со смешными розовыми пятками выбивали по земле жгучий танцующий ритм, а руки сплетались парами, образуя арку за аркой, и Петька успел узнать детский «ручеёк», а на него уже навешали и гирлянд, и бус, и цветов, и схватили за руку, второй он прижимал к груди шмотки, и от этого вся праздничная мишура съехала, опять же, набок, а его весело тащили в прохладный тенистый проход между телами, цветами, бусами и улыбками, дурацкий венок сполз на глаза, Петька споткнулся, не удержал равновесия и плашмя плюхнулся на песок.
Стало тихо. Похолодало. Прямо перед левым глазом прошёл деловитый муравей, оставляя в цементной пыли крохотные, но хорошо различимые следы. По телу пробежала дрожь. Петька вскочил и стал одеваться. Комбинезон ещё не просох толком, но ждать времени не было, он и так уже опаздывал непростительно. Почему его послали кружным путём, если пакет так важен? Наверное, именно поэтому. Чтобы доставил наверняка.
Петька снова запихнул пакет за пазуху, застегнул комбинезон, нашёл на стене нужный значок – "Штаб – 2 км " и стрелочка. Уже недалеко. Если бегом – даже успеет вовремя. Заодно и согреется.
Он легко вошёл в ритм и понёсся по коридору. Развилки попадались редко, и каждая была снабжена указателем, так что Петька вписывался в повороты, не снижая скорости. В боку уже покалывало, когда коридор перегородила стальная дверь с часами над ней. Успел! ещё две минуты. Хватая ртом воздух, Петька потянул дверь на себя. Не открывается. Толкнул. Мёртво. Что за… что за кретин! Дверь уходила вбок, в стену, шелестя и упираясь, а за дверью было темно, пахло чем-то медицинским, и раздавалось хриплое ночное дыхание. Стараясь ступать как можно тише, Петька ощупью пробрался между кроватями в угол, стукнулся о тумбочку, начисто забыв, что утром сам передвинул её от изголовья к ногам, скинул ботинки и не раздеваясь нырнул под одеяло. До подъёма ещё часа три, и надо их выбрать до донышка…
Он глубоко вздохнул и наконец-то провалился в сон.
31-й год после Высадки, ночь и утро 12-го числа 4-го месяца
Ночь – и самая тёмная её серединка, и предутренние сумерки, – слилась в бесконечную беспамятную гонку. Шли с потайными фонарями, светя только под ноги. Темп задавал Дворжак, и трое его сыновей, здоровые лбы, выбивались из сил, вподменку таща носилки с Олегом. Но, если и рассчитывал пан Ярек стряхнуть с хвоста увязавшихся с ним мушкетёров, – не вышло. На самолюбии, на упрямстве, на закушенных пенных удилах они держались вровень со взрослыми до самого утра, до той секунды, когда Дворжак завёл всех в низину, поросшую дождевым кустарником, и скомандовал ложиться на днёвку, – да и то пацаны дождались, пока он сядет на землю и скинет обувь, и только тогда попадали сами. Идти в светлое время было слишком рискованно. Если колдуна примутся искать всерьёз – а чего ещё ждать? – то местные пустят в небо своих драгоценных, трижды бережёных охотничьих птиц, редких и вроде как вымирающих, но все ещё не вымерших тварей, зубастых и противных, но страшных не зубами, а зоркостью и внимательностью. Беглецам оставалось прятаться в густых кустах и надеяться лишь на то, что за ночь они успели уйти в отрыв, – да на младших Дворжаков, которые несколькими группами всю ночь разбегались в разные стороны от фермы, путая следы.
– Всем спать! – приказал пан Ярек, распластавшийся на земле, как загнанный медведь, и почти тотчас захрапел.
Через несколько минут спали все. Кроме Олега. Чёрт побери, думал он, как же заставить этих мушкетёрских паразитов вернуться домой, – и осторожно разрабатывал голеностоп. Согнуть – разогнуть. Согнуть – разогнуть… Всё бы ничего, и не больно даже, только вот поскрипывает…