– Джеки, у нас есть хоть какая-то газета? – поинтересовался он.
– «Вечерка» лежит на кухне, – с набитым ртом подсказал Джек, махнув вилкой в сторону дома.
Саша толкнул дверь и через минуту вышел с увесистым газетным свертком.
– Ладно, ребята, пока! – махнул он свободной рукой. – Отдыхайте. Джек за старшего.
– Командир… – Джек иронично фыркнул ему вслед.
– Кстати, а кто он? – поинтересовалась Таня. – Военный? Он даже когда в шлепанцах, ему хочется честь отдать.
– Девичью? – привычно хохотнул Джек.
– Блин… Я тебе когда-нибудь заеду в морду, – разозлился Японец. – Следил бы за языком!
– Всегда пожалуйста… Дуэль на мясорубках с пяти шагов.
– Да ладно вам ссориться! – остановила их Таня. – И так на душе кошки скребутся!
– Переживаешь за маму? – Участие Японца прозвучало как-то невпопад.
– Ну… – Таня чуть нахмурила брови. – У нее сегодня день рождения, понимаешь? Мы же с ней формально не ссорились… Глупо как-то. Иногда мне кажется, что я во всем виновата сама.
– Не грузись. – Джек доел, надел очки и снова подхватил гитару. – Позвони, поздравь. Хочешь, «сотку» дам, пока Фролова нет?
Таня вздохнула:
– Это совсем не то… Да к тому же я сама сильно соскучилась. Иногда так хочется вернуться, чтоб все было по-старому. Я когда была маленькой, мы каждые выходные куда-нибудь выбирались, особенно любили кататься на каруселях в Историческом. А на мамин день рождения всегда приезжала тетя Люся и привозила огромный «наполеон» с орехами. Теперь она не приходит… На последний день рождения пришли только подруги из миссии. Жутко противные тетки. У них такие глаза… Как у жаб. Ни грамма ума.
– Замена разума верой… – Джек пробежал пальцами по струнам, наиграв какой-то очень знакомый блюз.
– Но ведь мама никогда такой не была! – сжала кулачки Таня. – Это все эти… Алекс и Марта.
– Сволочи, – снова не в тему подал голос Японец. – Вот этих бы точно надо замочить без сожаления….
– Киллер… – Джек с удовольствием подхватил шутку Фролова. – Гроза юсовцев. Терминатор-три. Ворошиловский стрелок.
– Иди ты… – бессильно огрызнулся Женька.
Кулаки его сжались, в глазах мелькнул холодный блеск оружейной стали.
– Ну сходи к ней, – равнодушно продолжил разговор Джек. – Только если Фролов узнает, он нам всем головы оторвет. Это же все равно что к пчелам в улей – наверняка там вся миссия будет.
– Я с ней пойду! – Японец даже привстал от радостной возможности совершить подвиг.
– Жень, не надо. Вы же всерьез не думаете, что меня может кто-то убить? Это же вам не Москва, где убивают из-за квартир! Ваш Фролов вообще какой-то немного психованный. Везде видит врага, и враг у него постоянно только один. Некоторые так относятся к евреям, а он к американцам. Это плохо. К тому же мама тебя не знает. Что я ей скажу? Она очень настороженно относится к незнакомым молодым людям.
– Ну так представишь заодно. – Японец предпринял еще одну робкую попытку.
Похоже, что свершение подвига откладывается на неопределенное время.
– Не надо… – Таня взглянула на него умоляюще. – Мне и так будет трудно. Но можешь подождать меня у подъезда. Джек, ты с нами?
– Не, я на пляж. May the force be with you! [1]
Японец собрался быстро, переодел рубашку и брюки, наспех смахнул пыль с туфель. Для храбрости выклянчил у Джека пневматический «корнет» и закинул его в непрозрачный пакет. Таня переоделась в светлые шорты и белую футболку – загорелые руки и ноги произвели на Женьку неизгладимое впечатление. Она изящно застегнула на запястье ремешок с часами – прошлогодний подарок Японца, и, взявшись за руки, они вышли через калитку.
Цветы для мамы они выбрали вместе. Женьке больше всего понравился безупречный букет красных роз, словно бархатных, источающих чистейшую свежесть аромата.
– Дорого… – неуверенно вздохнула Таня.
Букет ей понравился очень – лучше и не придумаешь, чтобы мириться с дорогим человеком.
Японец молча полез в карман и без содрогания достал двадцать гривень одной бумажкой. На эти деньги можно было бы купить ящик пива.
– Будьте любезны, – обратился он к продавщице. – Нам вот этот букет, пожалуйста.
– Спасибо! – шепнула ему в ухо Таня и чмокнула в щеку.
Японец зарделся и подумал, что добиться поцелуя гораздо проще, чем ему казалось раньше.
– Ну… Это подарок от всех нас, – счастливо улыбнулся он.
Около подъезда они остановились.
– Ты долго будешь? Давай я тебя подожду.
– Не знаю… – извиняющимся тоном ответила девушка. – Ты лучше иди домой. Я, наверно, здесь буду до вечера, очень хочется помириться с мамой.
– Ладно. Как знаешь… – Японец вздохнул и не оглядываясь пошел к выходу со двора.
Таня посмотрела ему вслед, собралась с духом и толкнула подъездную дверь.
С волнением вошла в знакомый подъезд. Пружина скрипнула за спиной, захлопнув ее в прохладном полумраке. Девушка поднималась по лестнице с таким чувством, будто вернулась из другого города. Ядовитая надпись на стене «СКУТЕР», сделанная пацанами с третьего этажа, упрямо просвечивала сквозь все многослойные попытки ЖЭКа перекрыть ее краской. Из маминой квартиры доносились звуки миссионерских песнопений. Она остановилась, раздумывая, не развернуться ли. Сжала в досаде букет, и роза больно, до крови, впилась шипом в ладонь. Нет, все-таки это мама, все-таки нельзя не поздравить ее, но я пробуду там ровно пятнадцать минут, успокоила себя девушка и двинулась дальше. Перед дверью Таня поправила волосы, еще раз взглянула на алые, в капельках воды, розы, тягостно вздохнула и нажала на кнопку звонка.
Дверь открыл братишка.
– Мама! Мама! Наша Танюшка пришла! – закричал он радостно на всю квартиру. – Смотри, какие она тебе розы принесла!
Мама выбежала из большой комнаты, где уже происходило застолье. Глаза ее сверкали тем же пугающим неестественным блеском, который появлялся у нее после посещений миссии. Таня заставила себя улыбнуться, хотя на глаза навернулись слезы, подошла к ней и протянула цветы:
– С днем рожденья, мамочка! Поздравляю тебя! Хочу, чтоб ты здорова была и счастлива. Ты же моя родная! Я за тобой так соскучилась.
– Заходи, моя милая! Хорошо, что пришла! – Мама прямо светилась от счастья, она даже смахнула слезу. – Проходи за стол, доченька! Там все подруги мои! Спасибо тебе за цветочки! А то уж я думала, что никогда тебя не увижу. Все подружки тебе милее, чем мать родная. Наконец-то ты и обо мне вспомнила! Садись, пирожка покушай, салатика! Исхудала-то, маленькая моя…