Пришлось поднять люк и высунуться под косо хлещущий ливень. В голове по-прежнему бушевала черно-белая метель, но постепенно становилось все лучше и лучше. Как и в прошлый раз, от грибной дури меня начало потихоньку распирать. Даже кричать захотелось, залихватски так — эгей-го! Но я удержался. Надо было вести наблюдение за низкими небесами. Но если честно, то пустое это занятие — все равно ни хрена не видать, а за ревом мотора клекот рейдеров можно услышать, когда те уже будут над головой. Но пока я здесь, всем будет чуть меньше нервотрепки, а это уже хорошо,
Потом меня сменил Андрей, и я полез под броню, если не сохнуть, то хотя бы обтекать. Под действием грибной дури сознание сохраняло раздвоенность, и к этому снова надо было привыкать — одного раза для привычки оказалось недостаточно, я сидел и дивился тому, как одновременно ощущаю теплый бок лежащей рядом Кати и мокрый бок сидящей рядом Искорки. В этом был определенный прикол. Я подумал, что в принципе можно так все обустроить, чтобы быть одновременно с двумя женщинами и ни одна об этом не догадается. Но, если честно, даже несмотря на усиление сексуального влечения от наркотика, я уже не мог рассматривать Ирину как сексуальную партнершу. Все. Мое сердце целиком и полностью прикипело к Кате. Несмотря на все ее странности, несмотря на сложный характер. Огонь, а не женщина. Буря, стихия! Пожар, ливень, торнадо и землетрясение в одном теле. Не человек даже, а древняя языческая богиня — спасительница человечества. Влекущая и пугающая одновременно,
Когда мы преодолели две трети расстояния до Моста, Цуцык приказал Максу остановиться.
— Все, ребята, — он шлепнул ладонями по коленям. — Дальше ножками. С броней нас засекут и расстреляют этими гадскими конусами. Пешком же мы вымокнем, и сканерами нас разглядеть будет в высшей степени обременительно. При этом беречься придется и плазмы, и «ежей», но вероятность самой атаки на подходе снизится многократно. Риск считаю оправданным. Другие мнения есть?
Других мнений не было. Мы выбрались через десантный люк, выстроились цепочкой и попрыгали, хлюпая ботинками, на месте. Это чтобы снаряжение осело на теле, чтобы ничего не мешало на марше. Заодно затекшие мышцы немного размять. Ливень хлестал толстыми упругими струями, вокруг простирался обычный лес — огонь от бомбежки не добрался в эти места.
— Ну, вперед, мои храбрые воины! — весело подогнал нас Цуцык и первым неспешной рысью направился в сторону Моста.
Такая неспешная рысь дается намного легче, чем бег, и даже легче, чем ходьба, поскольку за единицу времени можно преодолеть гораздо большее расстояние с затратой ненамного больших усилий. Надо только уметь двигаться правильно, правильно дышать, правильно шевелиться и даже правильно думать. Главное — не думать о самом беге. И уж тем более не думать о том, сколько уже пробежал и сколько еще пробежать осталось. И желательно не думать о тяжелой винтовке на плече. Лучше всего не смотреть вперед, потому что тогда видно, как далеко еще бежать, а смотреть надо себе под ноги. Тогда ритмичное мелькание чуть притупляет сознание, тогда можно думать о чем-нибудь отвлеченном, витать, что называется, в далеких сферах, а тело между тем само по себе бежит и бежит, отмеряя километр за километром.
Ему, телу то есть, в общем-то все равно — что бежать, что грузить картошку, что заниматься любовью. У него, у тела, счет идет на потраченные калории, и если восстанавливать их исправно, то оно и работать будет отменно. Как лошадь. Шлеп-шлеп — ботинки по грязи. Протектор хороший, почти не оскальзывается. Шлеп-шлеп. Брызги из-под ног впереди бегущего. Шлеп-шлеп. Брызги в лицо позади бегущего. Нет, бегущей — там Искорка. Ливень смывает с лица пот вперемешку с крохотными капельками грязи. Так бежать можно очень долго. Так, говорят, бегают волки — неспешной рысью. Еще говорят, что дорога в тысячу миль начинается с одного шага. Нет, тысячу миль так, конечно, не пробежать. Может быть, без винтовки… Нет, о винтовке на плече думать нельзя. Это лишнее. Черт!
Я чуть не свалился, оскользнувшись на подвернувшемся булыжнике, едва удержал равновесие, балансируя слетевшей с плеча винтовкой, как канатоходец шестом. И когда я чуть поднял лицо к небу, увидел за тучами три силуэта тяжелых рейдеров. Не поскользнулся бы — не заметил!
— Ложись! — крикнул я, падая лицом в грязь. — Воздух!
Все тут же повторили мой маневр и приняли на земле позы лягушек, по которым проехал груженый «Урал». Рейдеры медленно, чинно шли над нами на высоте приблизительно километра, время от времени полностью пропадая в серой дымке облачности. Черные, как обрывки пиратского флага. Я косился на них не двигаясь, боясь увидеть увеличивающиеся точки «ежей» или фиолетовое зарево падающей плазмы. Мне не хотелось умирать. Я даже знал, что прямо сейчас не умру ни при каких обстоятельствах, что надо будет сначала проснуться, пожить чуть-чуть, а потом уже сгореть на пожаре или получить автоматную очередь от пьяного мента, забывшего поставить оружие на предохранитель. Но даже с отсрочкой умирать мне не хотелось. Теперь, после встречи с Катей — особенно. Рейдеры медленно плыли в тучах, и я кожей чувствовал лучи их чувствительных сканеров. Только вода — главный бич и главное благо этого мира — спасала нас от немедленного разоблачения. Наконец клекот стих.
— Вперед! — скомандовал Цуцык, первым поднимаясь из лужи.
И мы снова рванули вперед. Я нутром чувствовал, что это последний рывок и последний, пусть относительный, отдых перед тяжелым боем. Вдруг как-то отчетливо стало ясно, что кого-то из нас в этот раз непременно убьют. Просто по статистике. Если укрепления Моста даже у бывалого Цуцыка вызывают содрогание, то бить нас будут крепко, так крепко, что кого-то убьют. Может, даже не одного.
«На кой черт я в это ввязался?» — в очередной раз подумал я.
Каждый раз эта мысль неуклонно посещала меня перед боем. И каждый раз я посылал ее подальше. Но умирать только оттого, что тебе приснилось, как тебя убивают, казалось невероятно глупым. Мозг сам, помимо воли, принялся искать ответ на вопрос, который в подсознании гнездился уже давно, — можно ли избегнуть неминуемой участи? Можно ли, погибнув в сфере взаимодействия, остаться живым там, в реальности? Вот, допустим, пробило тебя тут иглой от ежа. Просыпаешься утром и быстренько закатываешься в бетон, оставляя трубочку для дыхания. Вот что тогда будет? Просто умрешь? Или не сможешь закататься в бетон…
И тут воздух рвануло далеким грохотом выстрела из танкового орудия. Следом за ним второй, третий…
— Прибавить темп! — крикнул Цуцык. — Искорка, на левый фланг, Саня на правый! Андрей с Саней! Гарнитуры проверьте!
Я постучал пальцем по микрофону, после чего услышал ответный стук корректировщика.
— Раз, два, — произнесла Ирина, прежде чем вырваться из цепочки и скрыться в пелене хлещущего Дождя.
Мы с Андреем взяли чуть правее, и вскоре никого кроме него, я уже не видел. Только ливень кругом только палые листья в лужах, только воронки с водой похожие на огромные, брошенные между деревьев зеркала. В них отражалось серое лохматое небо.