Молодая выпускница Лениградского уже университета, Алиса Розенбаум всей душой полюбила кино. Российская киноиндустрия, долгое время пребывавшая в упадке из-за хаоса, вызванного войной и революцией, в начале 20-х начала постепенно восстанавливаться. Благодаря НЭПу, в стране был разрешен прокат зарубежных фильмов, а Министерство образования оказывало финансовую поддержку создателям отечественных лент. Алиса захотела стать сценаристом и с этой целью поступила в Государственный Институт Кинематографии.
Фильмы стали ее наркотиком. В течение 1924 года Алиса посмотрела сорок семь картин. В течение следующего года – сто семнадцать. Она завела специальный кинодневник, в котором оценивала по пятибалльной шкале каждый фильм, который посмотрела, а также составляла список своих любимых киноартистов. Именно благодаря кинематографу она открыла для себя Америку – этот идеальный мир, столь непохожий на ненавистную ей Россию. Америка сверкала отблесками гламура, романтики, волнующих приключений, манила россыпью материальных ценностей. Интерес к далекой стране подстегнуло письмо, неожиданно пришедшее Розебаумам из Чикаго. Почти тридцать лет назад один из родственников Анны Борисовны, Гарри Портной эмигрировал в Америку, а ее семья помогла ему оплатить переезд. Теперь его дочь, Сара Липски, интересовалась, как дела у Розенбаумов. В этом письме Алиса увидела свой шанс. Воспользовавшись знакомством с Портными, она могла бы получить гостевую визу в США – ну а там уже придумала бы способ остаться в стране навсегда. Родители поддержали эту идею, поскольку боялись, что их прямолинейная и бескомпромиссная дочь едва ли сумеет выжить в изменчивом политическом климате Советской России.
А еще – потому, что они прекрасно видели, насколько она несчастна. Казалось бы, среди невзгод послереволюционного Петрограда ей досталась не худшая доля. У нее даже был обходительный и симпатичный ухажер, которого звали Сергей. Но повседневная жизнь продолжала разочаровывать. Карьера в отечественном кинематографе казалась ей дорогой в никуда, поскольку Алиса понимала, что став сценаристом в России, ей придется писать пропагандистские сценарии, прославляя ненавистную советскую систему. Сергей же был слабым утешением. Они познакомились, когда их семьи арендовали смежные каюты во время небольшого отпуска. Вернувшись в Петроград, она продолжила принимать его ухаживания, но в ее сердце тем временем жили воспоминания о другом мужчине. Ее первой неразделенной любовью, пережитой еще в подростковом возрасте, был некий Лев Беккерман, с которым Алису познакомила кузина. Годы спустя эта память вновь ожила в персонаже Лео из романа «Мы – живые»: «Он был высок; воротник его пальто был поднят, шляпа надвинута на глаза. Его рот, спокойный, жесткий, презрительный, был словно рот древнего вождя, который мог приказать людям пойти на смерть, а глаза были такими, что могли бы спокойно взирать на это». Восхищенный живым разумом юной Алисы, Лев стал частным гостем в доме Розенбаумов. Но он не был по-настоящему заинтересован в том, чтобы строить отношения с ней, и вскоре забыл о девушке. Алиса была раздавлена. Это было одно из самых горьких разочарований, через которые ей пришлось пройти во время жизни в России. Разочарований, которые склоняли чашу весов в пользу эмиграции.
Переезду предшествовали несколько месяцев подготовки. Сначала были уроки английского языка. Потом Анна, Наташа и Нора начали пылкую прокоммунистическую деятельность, целью которой было убедить власти в том, что их семья верна идеалам революции. Розенбаумы стали готовить почву для отъезда Алисы, утверждая, что она собирается изучать американский кинематограф, чтобы, вернувшись, помочь развитию отечественной киноиндустрии. Эта ложь была достаточно правдоподобной, поскольку Алиса уже училась в Институте Кинематографии. Материальную поддержку оказали чикагские родственники: семьи Портных, Липски, Сатриных и Голдбергов.
В ожидании решения вопроса о своем отъезде Алиса написала для Государственного технологического института большой очерк о своей любимой актрисе, звезде немого кинематографа Поле Негри [1] . В этой работе, которая была обнаружена в Санкт-Петербургской библиотеке после смерти Рэнд, она описывала Негри в выражениях, которые также подошли бы и к ней самой. «Там, где Франческа Бертини являет всепобеждающую красоту, – писала она, – Пола Негри непривлекательна. Глория Свенсон ослепляет глаз изысканностью своих нарядов – а Пола Негри одевается безвкусно. Мэри Пикфорд покоряет сердца своей детской непосредственностью, а Пола Негри – мрачная, напряженная, жестокая женщина». В чем же был секрет успеха Полы Негри? Она была гордой женщиной-победительницей. После «трудного, безрадостного детства», продолжала Рэнд, актриса стала «дерзкой» на экране и в жизни. Однажды, когда польский пограничник отказался пропустить ее через границу, пока она не передаст ему свои драгоценности, женщина «была готова растоптать человека, осмелившегося встать у нее на пути». Негри эмигрировала в Америку и стала одной из первых голливудских звезд иностранного происхождения. Черноглазая актриса «сумела преодолеть свойственное американцам холодное недоверие по отношению к европейцам, их гипертрофированный патриотизм», – писала русская девушка, которая еще даже не побывала в Америке. В 1925 очерк Алисы Розенбаум «Пола Негри» был напечатан в Москве, в серии монографий, рассказывающих о жизни популярных актеров. Это была ее первая опубликованная работа.
Предстоящий отъезд Алисы сделал атмосферу в семье очень напряженной. Натыкаясь на каждую бюрократическую препону, Алиса впадала в панику от одного лишь предположения, что ей не удастся уехать. Родители, невзирая на то, что они всецело поддерживали ее отъезд, были очень расстроены перспективой расставания с дочерью. Поездка в Америку была как «полет на Марс» – но сама Алиса была очень уверена в своих перспективах и разделяла веру своего отца в то, что власть коммунистов не продлится долго. «Я буду знаменитой к тому времени, как вернусь!», – прокричала она из окна вагона своей семье, когда январским днем 1926 года поезд отправился с Ленинградского вокзала в Москву. До столицы Алису сопровождал Сергей. С собой она везла семнадцать киносценариев. Нора, Наташа и двоюродные сестры бежали за поездом, пока он не исчез вдали. Зиновий Захарович, вернувшись домой, расплакался.
Но отъезд из России был только первым шагом. Алисе еще нужно было получить иммиграционные бумаги из американского консульства, расположенного в Латвии. Годом ранее Конгресс США ввел строгие ограничения на иммиграцию из России и других восточно-европейских стран. В ожидании своей очереди Алиса успокаивала нервы в кинотеатре и успела посмотреть четыре фильма. Спонтанная выдумка о ждущем ее на родине женихе помогла поскорее получить заветные бумаги, после чего поезд понес девушку, через Берлин и Париж, в Гаагу, где она взошла на борт океанского лайнера, отправлявшегося в Нью-Йорк. Там ее встретят друзья семьи, чтобы сопроводить в Чикаго.
Живя в Америке, Рэнд переписывалась с родителями и не оставляла попыток помочь им выбраться из России следом за ней. Однако в ее воспоминаниях всегда четко прослеживается неизменное презрение по отношению к ярко выраженным «русским» аспектам культуры. Рэнд подчеркивала тот факт, что все ее главные достижения были сделаны на Западе, и отрекалась от славянского мистицизма и коллективизма, которые, как она считала, являлись неотъемлемыми составляющими русской психологии. Этот факт важен для понимания ее раннего интеллектуального развития. Он помогает понять, почему Рэнд так никогда и не смогла признать, что является порождением своего русского прошлого. Русская культура для нее означала ненависть к личности и рациональному сознанию. Русский образ мыслей она считала основанным на эмоциях и интуиции, а не на логике и рассудительности. Он отбрасывал индивидуализм и с радостью принимал коммунальную форму организации быта. Он был антиматериалистическим и, прежде всего, антикапиталистическим. Каждый аспект этой русской целостности был естественным продолжением другого. С точки зрения Рэнд, отказ от логического рассуждения означал также и отказ отличной свободы, материального достатка и капитализма. В своих философских, социологических и политических рассуждениях она подчеркивала неразрывную связь между рассудительностью, свободой, индивидуализмом и капитализмом – всеми теми элементами, за отсутствие которых она и презирала русскую культуру.