Да только не кончились для человеков испытания с пришествием Антихриста. Мало было диаволу, чтобы все его славили. Новую напасть соорудил он им, людям, на пагубу. Явилась ниоткуда саранча огромная, гладкая, телом жирная, а имя ей – легион. И заполонила саранча всю землю, и посредством Антихриста стала властвовать над человеками, заставлять себе поклоняться. И упали ниц перед саранчою люди, и стали исполнять все веления ее.
Да только не кончатся этим телесные страдания человеков (а души свои бессмертные давно уж они погубили). Над всей землею воссияет скоро черное солнце диавола, повсюду грядет власть его, и пресечется навеки род человеческий».
«Уфф!» Кононова отодвинула стенограмму. Вот так эсхатологические предсказания! Настоящий конец света. И это прорицают самые точные из ясновидцев – Вурдалак, Стило и Комель! И в их прогнозах, совершенно разных по стилистике, имеются, тем не менее, повторяющиеся элементы. Во-первых, это эпидемия. Во-вторых, присутствие на Земле некой мощной посторонней силы. И не просто присутствие, но порабощение землян. Об этом говорит и первый испытуемый, а последние два так прямо указывают: планету захватила саранча, по всей видимости, мыслящая. Экстрасенсы друг с другом не знакомы (это было одним из категорических условий эксперимента), вряд ли они могли сговориться или влиять друг на друга.
Интересно, что по поводу отчета скажет полковник Петренко? Знакомился ли он с ним? И что сказал бы Данилов? Вот бы его попросить заглянуть в будущее – хотя бы одним глазком! Но Алеши рядом с нею нет… Стоп! Опять ее мысли сбились на несчастного бойфренда. Надо снова взять себя в руки и продолжить работу.
Тут на столе у дамы-архивариуса зазвонил местный телефон. Она подошла, с надеждой сказала: «Такая-то слушает, – и разочарованно протянула трубку Варваре: – Это вас».
Варя услышала мрачный голос Петренко: «Варя, зайди».
Данилов
Часы у него отобрали, но, по ощущениям, было около шести утра, когда залязгал замок и открылась многопудовая дверь с «глазком». Данилов открыл глаза. На пороге стоял охранник в форме. Лицо его было бесстрастно.
– Подъем! – скомандовал он. – С вещами на выход!»
– Да нет у меня никаких вещей, – пробурчал молодой человек.
По-прежнему никто не предъявлял ему никаких обвинений. Никто не сказал, за что и почему его арестовали или задержали. Никто не предложил ни позвонить домой, ни вызвать адвоката. Никто даже не спросил его, как обычно бывает (он знал это по книгам), фамилию-имя-отчество и год рождения. Однако Данилов молчал, не качал права и ни о чем не спрашивал. Ему отчего-то казалось, что возмущаться или даже задавать вопросы бесполезно. Когда будет надо, ему все расскажут. А пока не стоит будить лихо. Пока оно тихо.
– Руки за спину, – скомандовал надзиратель.
И тут молодой человек все-таки возмутился. Не хотел ведь, и знал, что будет бесполезно, а все равно не сдержался.
– С какой стати? Я что, арестован? Мне никто никаких обвинений не предъявлял! Почему вы тут командуете?
Охранник ответил неожиданно миролюбиво:
– Вам скоро все объяснят. А пока выполняйте требования. – Данилову показалось, что тот чуть не добавил «пожалуйста».
Алексей заложил руки за спину. Надзиратель скомандовал: «Вперед». Молодой человек вышел из камеры. На несколько этажей вверх над ним простерлись стены тюрьмы. Пролеты были затянуты сеткой. С этажа на этаж вели крутые лестницы. На каждом из этажей тянулись двери камер. Однако рассмотреть все это удалось лишь мельком, потому что конвоир тут же приказал: лицом к стене – и самое удивительное, что Данилов выполнил приказание. «Руки за спину. Вперед». Они прошли буквально несколько шагов, и снова: «Стоять, лицом к стене». Затем его ввели в лифт, внутри которого не было ни одной кнопки. Сама собой кабина стала подниматься. Наконец они вышли (заклинание «Лицом к стене» повторилось) и оказались в коридоре, устланном ковровой дорожкой, с рядами многих дубовых дверей и без единого человека. Пройдя пару десятков шагов и миновав дверей пять-шесть, Данилов был введен в кабинет.
Размеры кабинета воображения не поражали – не более двадцати метров. Из высоких окон виднелась Лубянская площадь. Совсем недавно, в его сне, она расстилалась перед ним совсем в ином ракурсе – видимая снизу. Тогда она называлась площадью Дзержинского, и в ее центре красовался железный истукан.
Теперь за неплотными гардинами он видел опустелый круг, который обтекали автомобили – по утреннему времени их было немного. В кабинете за столом сидел человек – не молодой и не старый, не худой и не толстый, не высокий, но и не низкий, не брюнет, не блондин и не лысый. Словом, ничего особенного, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. Глянешь – и через минуту забудешь.
Однако лицо его было Данилову знакомо.
Он видел его в своих снах.
Именно этот человек был полицаем – там, в Энске, на улице Советов, когда ночью он бросал в американский патруль бомбу. Данилов хорошо его запомнил.
Именно он пристально пялился на него в автобусе в его втором сне, когда в разгар Карибского кризиса молодой человек следовал на последнее свидание.
И он был одним из тех троих в его последнем, сегодняшнем видении, когда его задержали в начале улицы Никольской (или скорее Двадцать Пятого Октября).
При том, что живьем, что называется, в реале, Алексей его никогда в жизни раньше не видел.
Впрочем, при первом же взгляде на этого человека, несмотря на его невзрачную и незапоминающуюся внешность, чувствовалось, что в жизни он перерос, и весьма значительно, эпизодические роли. Может, в иные времена он и бывал простым караульным-предателем, пассажиром автобуса или оперативником, хватающим на улице невинных прохожих, однако сейчас он стоял в жизненной иерархии куда выше. Вся его фигура, и лицо, и тело дышали властностью и солидностью. Больше того, Данилову показалось, что перед ним существо гораздо более важное, чем тот кабинет, в котором он его принимает. Что этот человек давно перерос это скромное помещение с нейтральным пейзажиком на стене. И молодой человек в своих догадках оказался прав: комнату человек и впрямь занял чужую, по случаю – просто попросил, и ему не в силах были отказать. Больше того, если бы на месте Данилова здесь вдруг оказался полковник Петренко, он бы в этом товарище узнал своего могущественного начальника – куратора Павла Андреевича. И, конечно, был бы немало удивлен: с какой стати столь высоченный чин, едва ли не самый властный в стране, лично допрашивает такого ничтожного человечка, как Данилов? Да, понятно, тот экстрасенс и в своем роде мастер и гений, однако не слишком ли велика честь? По Сеньке ли шапка?
– Ты мне его пристегни, – приказал надзирателю хозяин, – а то знаем мы его повадки: загипнотизирует – и поминай, как звали. – Из этой тирады молодой человек сделал вывод, что его визави, судя по всему, просмотрел его досье, в котором значился, как минимум, один побег из запертого помещения – много лет назад, в аэропорту «Шереметьево» [9] . Конвоир скомандовал: «Руки перед собой». Ловко защелкнул на левом запястье Данилова наручник, а второе кольцо присоединил к трубе парового отопления. «Стул ему дай», – скомандовал хозяин, и приказание было немедленно выполнено. «Иди», – сказал охраннику, а молодому человеку: «Сядь». Властности в нем было хоть отбавляй, и когда надзиратель вышел, Алексей опустился на предложенное ему сиденье.