— Я не знаю, — призналась Наташа, — их много было, остальные убежали.
Мама обняла Наташу за плечи.
— Да все они одинаковые, — с досадой бросила она.
Венсан быстро, горячо заговорил, я разобрала только «но, но, мадам…» и «пардон…».
Мама присмотрелась к нему.
— Не похож ты на араба, — сказала она.
— Мы видели его маму, — доложила я, — она не арабка.
— Франсе? — спросила мама у Венсана.
Венсан обрадовался:
— Муа? Но. Мама — франсе, папа — алжери.
— Мать француженка, — перевела мама, — я так и думала…
Наташина мама покачала головой:
— И как не стыдно! А еще европеец!
— Да не бросал он камни! — закричала я. — Не орите на него, он же заступился за нас.
Юлина мама, кажется, все поняла и успокоилась. Наташина мама почему-то обиделась, забрала Наташу и ушла с ней вперед.
Я робко простилась с Венсаном:
— О’ревуар, Венсан, не обижайся.
Он кивнул, улыбнулся.
— О’ревуар, Ирина, О’ревуар, Жюли, — это он Юлю так назвал.
Всю дорогу мы с Юлей потихоньку обсуждали случившееся.
— Бедный Венсан, влетело ни за что! — шептала я.
— Ужас, теперь он к нам не придет, — вздыхала Юля.
Но случилось все как раз наоборот. Вечером к нам пришла мама Венсана. Она была очень расстроена, пыталась извиняться. Мама удивилась неожиданному визиту, и как могла, объяснила ей, что Венсан ни при чем, мол, мы сами виноваты. Усадила француженку пить кофе, а я сновала туда-сюда, прислушивалась, пыталась понять, о чем говорит француженка. Практиковала полученные знания. Естественно, ничего не поняла, кроме того, что ее зовут Клодин. И еще заметила, что ей очень не хотелось уходить, видимо, она соскучилась по общению.
А на следующий день появился Венсан. Мы собрались у нежилой виллы, сначала играли в мяч с малышами, потом учили Венсана правилам игры в казаки-разбойники. К нам присоединились Фудзия и ее брат Али. Он был тихий, скромно стоял в стороне и смотрел. Фудзия хмурилась. Но мы и его позвали. Нам не жалко. Он, в общем, оказался совсем неплохим, играл азартно, при неудачных бросках вскрикивал, то гневно, то с досадой.
Теперь мы могли совершенно спокойно ходить за хлебом, наши новые друзья следили за тем, чтоб нас не трогали. Частенько нас сопровождала «банда Келли». А с ними мы вообще чувствовали себя в полной безопасности. Как-то была совершена еще одна попытка побросать в нас камни, но Келли и его ребята выстроились в ряд и так шуганули нападавших, что те трусливо покинули «поле боя», а гордые собой американцы прошествовали за нами до самого контракта. Юлька давилась смехом, поглядывая на них.
— Семь самураев! — она изнемогала от хохота.
— Ремейк: американцы в Алжире, — подсказала я.
Все были довольны, кроме Наташиной мамы, она с подозрением относилась к нашей дружбе с местными и больше не отпускала Наташу за хлебом. Моя мама посоветовала нам покупать хлеб для Наташиной семьи. Что мы и делали.
А еще мы с Венсаном придумали простой способ переписки. Мы же с ним жили через забор. Я даже могла видеть окно Венсана из своего окна. По вечерам я смотрела из своего окна и ждала, Венсан несколько раз включал и выключал свет. Так он желал мне спокойной ночи. Я делала то же самое.
А переписывались мы так: Венсан перебрасывал через ограду записку, я выходила и подбирала ее, а потом писала ответ и перебрасывала ему. Конечно, это были очень коротенькие записки, потому что я еще не умела писать по-французски. Например, он писал мне: «Привет, Ирина, как дела?», а я отвечала: «Привет, Венсан. Все хорошо. Ждем тебя завтра».
Потом мы встречались и показывали друг другу наши записки. Я спрашивала у Венсана, как писать то или иное слово, он объяснял. Мама говорила, что мой французский становится все лучше и лучше благодаря такому общению. Ведь для Венсана французский был родным языком. Он тоже учил русские слова. Здоровался с мамой: «добриден, мадам», знал «спасибо» и «харащо», «дом», нашего пса он называл «Рижи», хотя тот и не признавал его. Но Рыжий никого не признавал, такой уж у него был характер.
Конечно, можно было переписываться эсэмэсками, но записки — это так романтично.
Венсан мне, конечно, нравился. И с Юлькой мы сдружились… Но! Через неделю всей этой счастливой жизни я готова была выть от скуки. Приехала, называется, в другую страну на каникулы, за забором посидеть! Папа пообещал культурную программу, но никак не мог выбрать время для ее осуществления. А мне так хотелось побродить среди развалин крепостных стен и виадуков, оставшихся еще от древних римлян, искупаться в Средиземном море, увидеть пустыню Сахара! Когда еще придется побывать здесь, так неужели мне суждено все каникулы бродить по гравиевым дорожкам контракта и играть с малышами в мячик? А как же национальная кухня? Обычаи, всякие музеи-магазины-сувениры?
— Юлька, тебе не надоело? — спросила я в очередной раз.
— Не волнуйся, теперь точно поедем, — заверила меня Юлька. Я уставилась на нее удивленно:
— Откуда узнала?
— Папахен вчера вечером сказал. Я же на него все время наседала.
— А почему же мои родители молчат?
— Может, не хотят раньше времени говорить, чтоб не сглазить. — Юлька подмигнула и рассмеялась.
Проблема на самом деле заключалась в том, что наши отцы не могли просто так бросить работу и раскатывать с нами в поисках достопримечательностей. Вот и решили отправить нас с водителем-алжирцем и небольшим сопровождением, так, на всякий случай.
Нашего водителя звали Фарух.
Фарух заехал за нами рано утром, он был не один, рядом с ним сидел молодой араб, а на заднем сиденье еще один. Мы — это я с мамой, Юлька, Аленка, Жорик и Аня со своими мамами разместились в салоне. К окошку водителя склонился наш элегантный переводчик Сережа и начал скороговоркой по-французски нести Фаруху некую информацию, которая касалась скорее всего нас и нашего маршрута.
Он так увлекся, так быстро говорил, просто сыпал словами, так красиво двигался кадык на его длинной загорелой шее, что мне начало казаться: вот сейчас за его спиной вырастет силуэт Эйфелевой башни…
Фарух, словно внезапно очнувшийся от очарования переводчика, оглянулся и беспомощно посмотрел на маму.
— Тут свит, месье, не бойся, поехали. Я тебе сейчас все объясню. — Она махнула рукой вперед, показывая направление. — Оран.
— Оран! — воскликнул Фарух. — Уи!
Переводчик смотрел на Фаруха счастливыми глазами: