Мадам придумала совместные поездки к морю. Наш микроавтобус, загруженный под завязку, осторожно спускался по горному серпантину и устремлялся к побережью. Женщины и дети, возбужденные и радостные, пели хором «Светит незнакомая звезда…». Мадам, немножко стесняясь и коверкая слова, старательно подпевала: «Сньева ми атьервани а дьемя-а…» Глаза ее благодарно блестели, когда мы начинали ей хлопать и подбадривать петь дальше с нами. Она прижимала ладони к сердцу и слегка раскланивалась, краснея.

Ее маленький сын Амин быстро привык к нам, он перебирался на колени к моей маме и звонко смеялся, требуя игры.

— Ехали мы ехали, в город за орехами, по кочкам, по кочкам, в ямку, бух! — мама делала вид, что роняет его. Мадам вскрикивала, Таджененок (так мама называла малыша Амина) восторженно взвизгивал, запрокидывая кучерявую голову.

— Бух! — кричал малыш, а потом снова устраивался на коленях поудобнее, хватал маму за руки и смотрел выжидающе.

— Сороку хочешь? — спрашивала мама и брала его ладошку.

Мадам была из богатой семьи и получила французское образование.

— Она стоит столько же, сколько новый «Мерседес», — сказал отец маме. — Дешевле всего идут неграмотные и некрасивые, потом — красивые, самые дорогие — красивые с образованием.

Мадам помнила о своей стоимости и боялась «потерять товарный вид».

— Tout fermer, — говорила она маме, показывая на свою грудь. Мадам берегла фигуру. Маленький Амин не знал вкуса грудного молока.

Когда мадам узнала о том, что мама беременна, она спросила, будет ли Gala кормить ребенка грудью.

— Absolument! — ответила мама, не раздумывая. — Без сомнения!

На пляже мадам распускала волосы, красиво входила в море, красиво ныряла и долго плавала в одиночестве. Наши вздыхали, глядя на ее смуглое, идеальных линий тело и стеснялись раздеваться. Сидели на расстеленных пледах, ели привезенную с собой провизию и обсуждали мадам.

— Красуется, — ворчала шефиня.

— Ой, девочки, — вступала в разговор Лиза — жена палестинца Саида, — она со своим французским воспитанием так носится! Когда Аминчику годик исполнился, нас приглашали. Так мы же не знали, что надо на машине подъехать к главным воротам, пришли пешком, а нам не открывают. Их чауш — слуга в упор не видит, если без машины, могли до вечера простоять. Правда, Аминчик? Иди сюда, детка, не сиди на камушках!

— Гала, забери ребенка с прибоя! — кричала шефиня. Мама подхватывала счастливого Аминчика, играющего с морской галькой, и приносила его к женщинам.

— Аминчик, хочешь шоколадку?

— Лучше котлетку с хлебушком…

— Что-то у него личико в прыщиках…

— Диатез, наверное…

— Вот оно — искусственное кормление!

Мадам плавала даже в шторм. Умела, что называется, «поймать волну». Мама попыталась сделать то же, но море не пускало ее, сбивало с ног, а головка мадам мелькала далеко впереди, среди пенных макушек.

— Ну, не приученные мы, — развела руками мама, вернувшись к соплеменницам. — Я же на Дону выросла, море, можно сказать, впервые в глаза вижу.

Мадам выходила из очередной здоровенной волны, останавливалась, проводила ладонями по телу, улыбалась нам и бежала к микроавтобусу — менять купальник. Она их штук пять с собой брала.

Мы с Венсаном и Юлей бродили по мокрой гальке. Волны разбивались о берег и обдавали нас солеными брызгами. Мы не купались. Венсан то ли стеснялся при нас раздеваться, то ли придерживался каких-то местных правил, не знаю. Но мы из солидарности тоже не раздевались. Так и ходили весь день в мокрых шортах. Зато Венсан умел находить ракушки и красивые камешки. Все свои находки он великодушно дарил мне. Дома я перебирала гладкие цветные камешки и пыталась понять, отчего Венсан такой странный?

А мама говорила:

— Бедный парень, он просто раздираем противоречиями. Пытается соответствовать требованиям алжирца-отца и воспитанию матери-француженки. Соединить несоединимое.

— Но он же родился, — напомнила я, — он есть. Со временем он определится.

— Все равно победит какая-то одна часть, — утверждала мама. Африка или Европа. Судя по тому, как ведет себя мать Венсана, думаю, будущее за Африкой. Но время покажет…

Глава 13
Мама и другие

Мама предпочитала совершать свои походы по магазинам в одиночестве, но среди женщин контракта она была чуть ли не единственной, кто мог объясниться с арабами.

Дело доходило до курьезов, русские женщины почему-то упорно не желали учить язык, несмотря на то, что нам прислали сразу двух переводчиков, один из которых взялся вести курс французского для всех желающих. На занятия ходили мужчины, мама и мы с Юлькой. Кому-то язык давался хуже, кому-то лучше, но без него невозможно было работать. Вскоре к нам присоединился Жорик. Скорее от скуки. На самом деле с ним стало гораздо веселее учиться. После занятий мы втроем гуляли и пытались говорить по-французски. Было смешно, потому что мы постоянно путали английские и французские слова или произносили французские слова на английский манер. Сначала выходило случайно, потом это превратилось в своего рода игру. Но так язык лучше усваивался, это я поняла почти сразу. Жорик шутя называл себя полиглотом, потому что изучал в медицинском латынь. По-английски он говорил почти свободно, оказывается, он учился в школе с уклоном. Не то что мы с Юлькой. Зато Юлька хвасталась, что сама до всего дошла, потому что в ее городе особенно не разбежишься, а без знания языков и образования сегодня — никуда.

— Даже за алжирца замуж не выйдешь, не купит без образования-то, — шутила она. Жорик почему-то хмурился, когда она об этом говорила. Наверно, переживал из-за Аленки. Она пару раз появилась на занятиях, посидела, поскучала и перестала приходить. Интересно, как они общались с «богатыми арабами»? Ведь не все же знают русский. Насколько мне было известно, Аленка собиралась поступать в финансово-экономический, и английский у нее был вполне на уровне, по ее словам, конечно, я не проверяла.

Но что меня действительно удивляло, так это нежелание наших женщин учить языки. Причин, наверно, было несколько: оторванность от больших городов, замкнутость, напряженные отношения с местными. Женщины как будто отделяли себя от всего алжирского, год-два жизни, потерпеть, заработать и уехать, позабыв, как дурной сон. Вот и предпочитали объясняться с местными на пальцах.

— Как сказать по-арабски хна ? — спрашивала одна из русских другую.

— Хынна, — уверенно ответила та.

Уверенная женщина, подойдя на рынке к мелочной лавке, обратилась к продавцу:

— Хынна! — Для убедительности она провела несколько раз ладонью по волосам.