— Она плакала? — спросила Наташа.
— Разве? — засомневалась я.
— А почему она за лицо держалась?
Несколько минут ничего не происходило, мы подошли поближе к дому шефа. Вдруг из-за двери донесся какой-то шум или крик, створки с треском распахнулись, и на веранду выступила разъяренная жена шефа. А она действительно была в ярости. Погрозив кому-то неведомому кулаком, тетя Лида выкрикнула:
— Ну, я этого так не оставлю! — Она величественно спустилась с крыльца и, подобно грозному военному судну, устремилась куда-то, гневно выкрикивая угрозы и размахивая руками. Юлька первой бросилась к дому, мы — следом.
Аленка и Жорик сидели в гостиной на диване. Аленка прижимала к щеке пакет со льдом.
— Что случилось? — с места в карьер выкрикнула Юлька. Аленка от неожиданности внезапно разрыдалась. Мы столпились в дверях, мешая друг другу. Жорик досадливо отмахнулся:
— Местные камнями бросались.
— Что?! — возмутилась Юлька.
— Я так и знала, — обреченно произнесла Наташа.
Жорик растерянно посмотрел на плачущую Аленку.
— Дикость какая, — у меня не было слов. — На вас напали? Но кто, почему?
— В такой юбке нельзя выходить, — неожиданно заявила Наташа.
Аленка зарыдала еще громче.
— Я знал… но забыл предупредить, — начал оправдываться Жорик. — Я не думал, что так… Ведь она не одна, со мной…
— Это все равно, — почти равнодушно ответила Наташа, — ты чужой, они нас не любят.
— Кошмар. — Юлька покачала головой.
— Алена, а мама твоя куда пошла? — зачем-то спросила я.
Вместо Алены ответил Жорик:
— Она сказала, что знает того, кто это сделал, сказала, что разберется.
Наташа кивнула:
— Понятно, опять Али постарался.
— Кто? — не удержалась я.
— Брат Фудзии, он тут главный заводила. Тетя Лида к его родителям пошла, теперь отец его опять выпорет… или не выпорет… А может, выпорет, а потом похвалит… Их не поймешь. Лицемерные, в глаза одно, за глаза — другое.
— А ты откуда знаешь? — удивилась я такой осведомленности.
— Все знают, — равнодушно ответила Наташа.
Вернулась Аленкина мама, привела с собой испуганную арабку в длинном национальном одеянии. Тыкала пальцем в Аленку, кричала по-русски. Та молчала, только мелко-мелко кивала головой.
Вечером отец Аленки тоже ходил к родителям Али. Контракт казался взбудораженным ульем. Говорили, отец так и не выдрал Али, тот сбежал и не показывался на глаза разгневанному родителю.
Для себя я сделала несколько простых выводов, все они сводились к одному: в чужой монастырь со своим уставом не суйся. Не стоит разгуливать по незнакомой стране полуголой, особенно если это мусульманская страна.
Дома я первым делом заявила маме, что буду учить французский язык. Мама обрадовалась, достала учебник в синем переплете, раскрыла его на первой странице и показала алфавит. Мы вместе называли буквы, причем мама все время путалась, потому что в школе она учила немецкий.
— Это ничего, — сказала мама, — папа вернется с работы и все тебе расскажет. К тому же с нами занимается языком наш переводчик.
— Правда! — обрадовалась я. — А когда?
— По вечерам.
Послышался деликатный стук у черного хода, и мама, думая, что местные дети принесли на продажу яйца, не спрашивая, открыла дверь.
Увидев молодого незнакомого араба, мама не испугалась, она вообще, по-моему, ничего не боится.
— Кес ке? — спросила она у пришельца. — В чем дело?
Араб словно оцепенел, несколько секунд смотрел на нее полуоткрыв рот, затем вдруг очнулся и заговорил быстро-быстро, понизив голос до шепота. Во время своего монолога он все время указывал рукой куда-то за спину и тревожно озирался по сторонам.
— Ничего не понимаю, — сама себе сказала мама. — Кес ке ву вуле? Чего ты хочешь? — еще раз раздельно произнесла она и перешла на русский. — Ты что, по-французски не понимаешь?
Араб в очередной раз испуганно оглянулся, с мольбой посмотрел на маму и тихо произнес:
— Же сви контрабандист…
Для убедительности он похлопал себя по большой спортивной сумке, висевшей у него через плечо:
— Пур ву…
— А, так это ты. — Мама с облегчением вздохнула, она была наслышана от старожилок о приходящем в поселок торговце. Она посторонилась, и мужчина прошмыгнул мимо нее в образовавшийся проем.
— Бонжур, — сказал он, увидев меня.
— Бонжур, — вежливо ответила я.
Мама указала арабу на табурет у кухонного стола, он робко присел на краешек, сумку поставил на колени, положил на нее худые, маленькие, как у женщины, руки и принялся нас рассматривать. Глаза его, казавшиеся на узком темном лице особенно большими и яркими, перебегали с мамы на меня.
— Вотр фий? — спросил он у мамы.
— Да, да, дочка, Ирина, — объяснила она.
— Ирина, — произнес араб, растянув мое имя и сделав ударение на последнем слоге. Потом спохватился и представился:
— Азиз. — Он приложил ладонь к груди.
— Азиз? — переспросила мама.
— Уи, уи! Бьен! — он обрадовался. — А ву?
И взгляд его снова пробежал по маминой фигуре, сверкнул, но мгновенно затих и уткнулся в пол.
— Галя, Галина, — мама слегка качнула головой, словно подтвердила свои слова.
— Галина, — выдохнул Азиз.
— Кофе будешь? — спросила мама.
— А? — Азиз встрепенулся. — Кофи? — произнес он на свой манер, после чего застеснялся, и его щеки из бронзовых стали темно-кирпичными.
Мне стало интересно, и я устроилась на табуретке с другой стороны стола, наблюдать.
Не мог же Азиз знать того, что мама подкармливает всех бездомных животных и раздает детишкам булочки своего приготовления.
Между прочим, Азизу просто повезло, потому что наш Рыжий отлучился куда-то по своим собачьим делам и выпустил из виду черный ход. Иначе, он просто не подпустил бы чужака.
Мама сварила кофе, налила его в большую фаянсовую кружку и поставила перед незваным гостем.
Азиз удивился размеру чашечки кофе , но ничего не сказал, опустил сумку на пол и ногой задвинул ее под табурет, робко взялся за ручку кружки, поднес к губам, попытался отпить, обжегся, но кружку не поставил и сидел молча, прихлебывая кофе маленькими глотками.