И вдруг и у меня, и у неё оглушительно заверещали планшеты.
Самое смешное, что нас не засекли. Потому что планшеты в этот момент заверещали и завыли у всех, и наш далёкий голос никто не услышал. Но мы же этого не знали, правда?
Я свой вытащила и отключила мгновенно, а Гагарин никак не мог попасть по нужной кнопке. Тогда он грохнул его о землю и добил ударом топора.
И несколько секунд мы прожили в уверенности, что это наши последние секунды. Но из темноты никто не появлялся, слепя фонарями, – и вдруг до нас дошло, что это не в ушах шумит, протискиваясь сквозь сжавшиеся сосудики, кровь, а где-то за углом, за поворотом, на лестнице или где-то ещё (невидимые, но почти рядом) сигналят несколько – а то и с десяток – да нет, целая стая – планшетов.
И тогда, взявшись за руки, мы попятились, попятились… и наконец просто повернулись и побежали. Непонятно куда. Куда-то. Где мы никогда не бывали и куда вроде бы не стремились. В изменённую реальность, где и люди – не люди, а так, похожи слегка…
Похожее чувство я однажды испытывал. Это было года за три до войны. Ко мне тогда уже присматривались на предмет дальнейшего использования, но я этого ещё не знал. Я многого тогда не знал, но самомнение вполне может заменить знания – до поры…
Я и ещё несколько дурачков, назвав себя «партизанским отрядом „Воля Эстебана“», занялись добычей оружия. Нам удалось путём достаточно хитрой многоходовой комбинации (включавшей девочек, лотерею, грюнсанд, контрабандное спиртное, нелегальные импланты и кое-что ещё) заполучить в закадычные друзья, вечные должники и деловые партнёры двоих сержантов интендантской службы; в тот день я вёл с ними переговоры в ничем не примечательном кабачке «Золотой дождь» на острове Уи неподалёку от Фэньхун-дао; кабачок этот сохранился до сих пор… Сержанты нервничали, хотя и мы с ребятами, и они приложили немало сил, чтобы обезопасить переговоры от прослушивания. Да и беседовали мы на таком условном языке, что никто бы не смог (так нам всем казалось тогда) предъявить какие-то обвинения…
В общем, пока речь шла о простой нелегальной коммерции, ничего и не происходило. А я так выстроил разговор, чтобы наш настоящий заказ как бы распадался на части и встраивался в совершенно невинные (с военной точки зрения) проекты. Очень упрощённо говоря, мы заказывали геологические сканеры, бурильные агрегаты и автономные высокоэнергетические комплексы – а через полгода разборочно-сборочных работ у нас были бы мощные термопушки, которые очень неплохо смотрелись бы под брюхом небольших вертолётов…
Видимо, я всё-таки плохо замаскировал наши намерения. Кажется, сержанты просекли, в чём дело. Они переглянулись. И, мне кажется, всё-таки соблазнились сверхъестественной прибылью, которую я им посулил. Или что-то другое на них подействовало…
В общем, они приняли решение.
А дальше – система среагировала.
Да, чтобы было понятно – землюкам вообще запрещено покидать пределы Стены без средств защиты. Мотивируется это всяческими инфекциями – ну и прочими опасностями. Так что ребята сидели передо мной в «Сквамах» – самых лёгких из существовавших в то время боекостюмов, на вид и не скажешь, что это броня: обычная военная форма, только в тех местах, где у нормальной одежды бывают швы, на этой пролегало что-то вроде толстых витых шнуров, – ну и воротник был не обычный, а стоячий – и тоже толстый. И вот я первый – и единственный – раз в жизни увидел, как срабатывает земной боекостюм. Из «шнуров» и из воротника выскользнули мелкие многослойные язычки – и в долю секунды оба сержанта оказались покрыты зеленовато-металлической чешуёй; а шлемы сформировались вообще мгновенно, я даже не успел заметить как, – только что ничего не было, и вдруг голова прикрыта прозрачным шаром с такими же зеленоватыми, как чешуя, поперечными рёбрами жёсткости – одно на уровне подбородка, другое – на уровне бровей; и, кажется, затылок тоже прикрывает что-то металлическое, но это я не успел рассмотреть. Следующая секунда – этот чешуйчатый костюм твердеет, и сержанты замирают в тех позах, в которых отверждение их застигло. Я ещё ничего не успел понять, и только ужас в их глазах подсказал мне, что творится вовсе не то, на что мы все рассчитывали…
Потом прозрачные шлемы сделались зеркальными, и на лбу каждого появилась красная надпись: ARRESTED. Я вскочил. Я потерялся, я не знал, что делать. И тут же надпись сменилась на другую: EXECUTED. Чешуя потемнела, и над плечами продолжающих сидеть фигур задрожал воздух.
И я… Я повернулся и ушёл. Мне даже не было страшно, а пусто, совершенно пусто. В один миг исчезло, перестало существовать всё, что мы так долго и тщательно готовили, на что рассчитывали в будущем… да и представления мои о том, каков этот мир и что в нём от чего зависит и почему происходит так, а не иначе, – всё это сгорело ещё быстрее, чем двое только что живых людей, которых система посчитала изменниками…
(Отряд «Воля Эстебана» самораспустился в тот же день: и я, и Армен здраво рассудили, что прежде надо многое выяснить и разузнать, а уж потом действовать. Странно, но никого из нас не преследовали – ни землюки, которые многих саботажников уничтожили накануне войны просто с орбиты, не мороча себе и людям головы соображениями морали и невмешательства, ни синие, которым, по идее, они могли передоверить дела такого мелкого масштаба. А может быть, они и передоверили, да только и среди синих попадались саботажники…)
Вот и сейчас я чувствовал примерно то же самое: всё, на что я рассчитывал, что я учитывал, строя планы и предполагая дальнейшие ходы, чего я опасался в настоящем и будущем… во что верил, в конце концов, всё это утратило силу, ценность, а то и просто потеряло смысл. В один миг все мои знания – огромные; все мои умения – в чём-то даже уникальные; весь мой бесценный опыт, накопленный за много лет…
Ну, вы меня понимаете. Вы же сами всё помните. Какой это был шок.
Макбетик, отдадим ему должное, пришёл в себя быстро. И в отличие от меня мыслил он категориями не перспективными, а сиюминутными.
– Три дня, – раздумчиво повторил он за диктором. – И всего тысяча…
– Да уж, – сказал я. – Задача… Ну что, мы тут закончили? Тогда разлетаемся. Армену скажи, что я его навещу… ну – сразу после.
– Это вряд ли, – сказал Макбет. Потом почти крикнул: – Эдик, нет! Не смей!
Это клеврет заходил мне за спину.
– Уймись, дурак, – сказал я, не оборачиваясь. Движением плеч скинул куртку – так, чтобы показались лопатки. Свёл их.
Клеврет тихо ойкнул.
– Дядя Север, – сказал Макбет, – я ведь – не для ссоры… Только теперь же, получается, – всё по-другому. И всё, что было, – оно как бы и… нет его. Ведь так?
Он хотел от меня чуть ли не одобрения.