А папа побагровел, как только увидел инспектора Тарнбулла, и готов был ринуться на него, как разъяренный бык, но инспектор улыбнулся и очень вежливо сказал:
– Доброе утро, Трокмортон. Здравствуйте, миссис Трокмортон. За нами послал ваш ночной сторож. Он заметил какого-то подозрительного человека, который забрался к вам в музей. Обычно я поручаю такие мелкие дела своим констеблям, но, учитывая то, что происходило здесь у вас несколько недель назад, решил приехать и взглянуть сам.
Незваный гость! Я сразу же взглянула на стену, возле которой во время последнего визита инспектора стояли мумии, но на этот раз там ничего не было.
Папа сменил гнев на милость, его лицо снова приняло нормальный цвет.
– Где он? – спросил он инспектора.
– Прошу вас сюда, сэр, – ответил Тарнбулл и повел нас по коридору к подсобке. Дверь в подсобку охраняли двое констеблей. Я сразу же подумала об Изумрудной табличке. Может быть, Стилтон нарушил обещание и рассказал о ней Троули, и Гроссмейстер Ордена Черного Солнца сам явился сюда за ней прошлой ночью?
– Открывайте, – приказал Тарнбулл своим констеблям.
Они открыли дверь и отступили в сторону. Я ахнула. На полу подсобки, в окружении ведер и швабр, сидел, скрестив ноги, человек, и это был не кто иной, как…
– Ови Бубу? – вырвалось у меня.
Взрослые дружно уставились на меня шестью парами своих глаз.
– Вам знаком этот человек, мисс? – спросил Тарнбулл.
– Откуда, черт возьми, ты знаешь его, Теодосия? – одновременно с ним спросил папа.
– Это фокусник, – ответила я, переводя взгляд с инспектора на папу и обратно. – Он выступает в театре Альказар. Я видела его лицо на афише.
– А что вы делали в этом районе города, юная леди? – строго спросила мама.
Знаете, иногда мама и папа очень не вовремя начинают изображать из себя заботливых родителей.
– Разве не важнее спросить, что он здесь делает? – спросила я, пытаясь отвлечь от себя внимание.
– Да, – согласился папа, оборачиваясь к сидящему в подсобке старому египтянину. – Что вы здесь делаете?
Ови Бубу медленно поднялся на ноги. Один из констеблей предупреждающе поднял вверх свою дубинку, но фокусник и не думал нападать на кого-либо. Вместо этого он сложил руки перед грудью и отвесил низкий поклон.
– Прошу прощения за свое вторжение. Просто я искал место, где можно переночевать.
– Это так? – спросил Тарнбулл, пристально глядя на Флимпа. – Вы не нашли никаких украденных в музее предметов, когда обыскивали его?
– Нет, сэр, не нашел. Но с какой стати этот человек должен ночевать в музее? Других мест, что ли, нет?
Я не стала говорить, что сам Флимп тоже дрыхнет в музее каждую ночь, вместо того чтобы дежурить.
– Хорошо, – буркнул Тарнбулл и повернулся к фокуснику. – Отвечайте, зачем вы здесь оказались?
Ови – или правильнее было бы назвать его мистер Бубу – еще раз поклонился и сказал:
– Я собирался провести ночь в парке…
– Это называется бродяжничеством, приятель, – ответил Тарнбулл. – Спать в парке тоже запрещено законом.
– Пусть так, но нужно же мне было где-то пересидеть до утра. Я не собирался идти в музей, но здесь, неподалеку, на меня налетели какие-то головорезы, им не понравилась моя восточная внешность. Спасаясь от них, я ткнулся в музей. Одна из дверей была не заперта, я проскочил внутрь. Бандиты внутрь не пошли, и я решил выспаться здесь.
– Вы запираете музей на ночь? – спросил Тарнбулл у папы.
– Какая дверь была открыта? – повернулся папа к Флимпу.
– Дверь в грузовой отсек, сэр. Полагаю, ее забыли запереть Дольдж или Суини, – Флимп поскреб у себя в затылке и озадаченно добавил: – Но мне кажется, я проверил все двери, я всегда так делаю.
Да, он так делал. И я не сомневаюсь, что все двери были заперты. Кто же ее открыл? Я взглянула на Ови Бубу и обнаружила, что он пристально смотрит на меня.
Я покраснела и отвернулась, мне совершенно не хотелось, чтобы взрослые знали о том, что мы знакомы с Ови Бубу и даже имели разговор с глазу на глаз.
– Возможно, кто-то и забыл запереть дверь, – сказал египтянин. – Но, согласитесь, я не смог бы войти, если бы она не была открыта, – он обернулся к маме и добавил: – Могу я выразить свое восхищение вашей коллекцией? Она одна из лучших, какие я когда-либо видел после того, как покинул Каир.
– В любом случае, – вмешался Тарнбулл, – я должен задержать вас за бродяжничество. Констебль!
Один из полицейских сделал шаг вперед, но мама остановила его:
– Вы сказали, Каир?
– Да, мадам, – снова поклонился Ови Бубу. – Как видите, я оказался далеко от своей родины.
– Действительно. И что, вам негде остановиться?
– Меня прогнали с квартиры, которую я снимал, мадам, – развел руками фокусник. – Хотя египетская магия в Лондоне сейчас в моде, сами египтяне, боюсь, нет.
Мамино лицо смягчилось.
– А откуда вы так хорошо разбираетесь в музейных коллекциях, мистер Бубу? – спросила она.
– В свое время я работал с Гастоном Масперо в каирской Службе древностей.
Мама просияла, словно ей в руки упал дар с небес.
– В самом деле, мистер Бубу?
– О, нет, Генриетта, – папа схватил маму за руку и оттащил в сторонку. Я, конечно, прошмыгнула вслед за ними. – Что бы ты ни задумала, выброси это из головы, – прошептал он.
– Но, Алистер! Он же говорит, что работал в Службе древностей в Каире. Скажи, часто ли у нас на пороге появляются знакомые директора этой службы? Это счастливый случай. Он может помочь нам! – глаза у мамы блестели, щеки порозовели. Я рискнула взглянуть на египтянина. Он пристально смотрел на маму, и его губы едва заметно шевелились. У меня по спине побежали мурашки – не такие, правда, сильные, как рядом с проклятым предметом, но достаточно сильные, чтобы понять, что здесь и сейчас совершается какое-то магическое действо.
– Прекратите! – крикнула я. Ови Бубу захлопнул рот и уставился на меня. Все остальные тоже.
– Что прекратить, Теодосия? – раздраженно спросил папа, недовольный моим вмешательством.
Ну, как ему объяснить? Я оглянулась по сторонам и остановила свой взгляд на Генри.
– Это Генри, – соврала я. – Он ущипнул меня.
– Я? – гневно возразил Генри.
– Ты, ты, – ответила я, ужасно переживая в душе.
– Тихо! – гаркнул папа.
Я опустила голову и почувствовала, как покраснели мои щеки. Но, по крайней мере, Ови Бубу прекратил шептать свои заклинания.
– Не волнуйтесь, сэр, – проворчал один из констеблей. – Дети они и есть дети.