Ночная Мышь, или Первый полет | Страница: 27

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Икка озадаченно ткнулась мордой в стожок.

— Кажется… кажется я её съела. У-у-дивительно… — неуверенно промычала она.

— Вот видите, видите! — злорадно заверещала Людмила.

— Не вижу, — уточнил Крот, — слышу.

— Так вы будете её судить? — напустилась на него Людмила.

— Я здесь, голубушка, не для того, чтобы судить, — с достоинством ответил Крот, — я мировой судья. Помирились бы вы, милые, и дело с концом…

— Ер-рунда! Требую правосудия! — не желала успокаиваться Людмила.

Ночная Мышь, или Первый полет

— Ну что ж, — вздохнул Крот, — если требуете, тогда пожалуйста… — Ваши доказательства?

— Какие ещё доказательства?! — взвилась Птица.

— Какие у вас доказательства, что это именно ваша трава?

— Но ведь корова сама призналась, что это моя трава… — удивилась пророчица.

— Мало ли что сказала Икка, она могла и ошибиться.

— Я могла ошибиться?.. — возмутилась теперь уже корова, — да я каждую травинку в Лесу…

— Помолчи, Икка, — перебил её Крот и повернулся к Людмиле, — Икка могла ошибиться, — с нажимом повторил он. — К тому же Икка призналась только в том, что нашла эту траву. Вы сами видели, как она её рвала?..

— Н-нет… — была вынуждена признать Людмила.

— Вы можете доказать, что это именно ваша трава? Какие-нибудь особые приметы?

— Ну какие у травы могут быть приметы… — окончательно растерялась пророчица, — мокрая, зелёная…

— Доказательств нет, — подытожил Крот, — сомнения толкуются в пользу обвиняемого, — уточнил он. — Икка невиновна!

Романтическая корова раскланялась.

— Вы очень-очень добры, — пробормотала она сквозь слёзы и разрыдалась.

— Погодите, погодите, — старалась перекричать шум и гам Вещая Птица Людмила, — а что с прудом? Ведь это она его наплакала! Это все видели.

— Ну что вы, право… — окончательно погрустнел Крот, — а если бы вас дождиком чуток подтопило, вы бы тоже стали судиться?

— Дождь — явление природы! — запальчиво возразила пророчица.

— Икка тоже явление природы… — задумчиво ответил Крот и нырнул под землю. — Заседание окончено.

Глава 26,
в которой мы наблюдаем рождение Маленького Моря

— Ура! — закричала Мышь и бросилась обнимать Икку. Она смогла дотянуться только до копыта романтической коровы, но всё равно это выглядело очень трогательно. За свой порыв кроха была вознаграждена тёплым солёным душем — от счастья Икка лила слёзы еще обильней, чем с горя.

— Ура! — пискнул Птах и взлетел над головой Печальной Икки.

— Конечно, и разумеется — ура! — подтвердил Верёвочный Заяц, теребя бечёвку с завязанными на ней узелками.

— Ура! — закричали, наконец, из дальних рядов, до них всеобщее веселье докатилось с некоторым опозданием.

— Ура!

— Ура!

— Бабах!

Хлопок прозвучал так неожиданно, что никто даже не успел испугаться.

— Вот это я понимаю, взрыв восторга, — пискнула Ночная Мышь, которую упругой воздушной волной забросило в кусты. На зубах у неё скрипел песок, а мордашка была перемазана в пыли. — Вот это я понимаю… — шепнула она, выглядывая из зарослей. — Ой! Ничегошеньки не понимаю…

На месте, где несколько мгновений назад плескалась скромная лужица слёз Печальной Икки, теперь бурлило, набирая силу, целое море… На другом его берегу мелькнул в зарослях маленький синий хвост, но мало кто в тот миг глазел по сторонам.

Звери с криком и писком лезли на деревья и холмы, спасаясь от подступающей воды. Птицы кружили в воздухе и гомонили на разные лады. Неразбериха была полная. Мышь едва-едва смогла докричаться до Зайца, беспомощно озиравшегося по сторонам в поисках верёвочки с узелками, которую буквально вырвало у него из лап. Вдвоём они взобрались на ближайший холм и, прижавшись друг к другу, смотрели на то, что творилось внизу на поляне. Заяц дрожал, а Мышь тихонько стучала зубами от холода и страха.

Совершеннейший хаос и неразбериха длились недолго, не больше нескольких минут, но всем собравшимся на слушанье дела Печальной Икки, они, минуты, показались целыми столетиями…

Неожиданно шум, гам и тарарам смолкли, точно по мановению волшебной палочки, и над поляной пронёсся всеобщий вздох:

— Ах!..

Волнение вод прекратилось, перед изумлёнными обитателями Нечаянного Леса простиралась блестящая, словно серебряный поднос, водная гладь, и не было ей ни конца ни края. Печальная Икка, словно одинокий утёс стояла там, где застал её оправдательный приговор, вода доходила ей как раз до кончика хвоста.

Ночная Мышь, или Первый полет

— Какое оно… — благоговейно прошептала Мышь, заворожённо глядя в серебристую переменчивую даль. Ей было уже совершенно всё равно, что майка у неё вся в грязи, а нос исцарапан.

Первым пришёл в себя Бобр. Как-никак, он привык иметь дело с водой. Бобр осторожно спустился с холма, принюхался и лизнул набежавшую волну.

— Солёная! — гордо оповестил он всех и задумчиво прибавил, — вот ты какое… море… Эй, Верёвочный, это уже по твоей части!

Зайца не надо было звать дважды. Задыхаясь от счастья, он сбежал с холма. В глазах у него стояли слёзы.

— Море… Маленькое… Настоящее море… — только и мог выговорить он, макая свои тонкие белые лапы в тёплую солёную воду. — Наше море…

Тут, наконец, пришла в себя и пророчица Людмила. Так уж получилось, что холм, где росло дерево с табличкой «Mr. Smith», со всех сторон окружала вода, подступая к самому дереву. Но удивительное дело — золотозубая Птица и не думала возмущаться. Напротив.

— Мор-ре! Это пр-ррекрасно! — пылко воскликнула она, вертясь на своей любимой ветке, распростёртой прямо над водой. — Мы создадим кур-рорт! Р-разбогатеем! Озолотимся!

На берегу заволновались. Мало кто знал, что такое «кур-рорт», но азарт Людмилы захватывал.

— Солёные купанья… бодрящий воздух, — продолжала заливаться пророчица.

— Не выйдет, — перебил её Бобр, и снова попробовал воду на вкус. — Я так думаю, это всё Иккина заслуга. Солёных ручьёв у нас отродясь не было, только пресные. Это всё Икка наплакала, оттого и солоно пока. А перестанет она плакать и за пару-тройку деньков всё ваше море опреснеет и останется большая лужа… А где лужа, там комары, лягушки, камыш… Никакой здесь будет не «кур-рорт», а самое настоящее болото.

— Но я не хочу, чтобы под моим домом было болото! — переполошилась Людмила. — Я хочу кур-рорт! Дорогая Икка, — обратилась она к романтической корове новым медоточивым голосом, — вас ведь не затруднит поплакать ещё немного… Для общего блага, так сказать… Для всеобщего благоденствия… Давайте забудем обиды. Пр-ризнаю — я была не пр-ррава. Жр-рите… Э… Ешьте на здоровье вашу траву и мою траву… Только плачьте, плачьте, пожалуйста…