И окрыленный новой целью, Мэтт приколачивал карниз, подчиняясь какому-то иному внутреннему ритму. Он вполне мог убрать плохой кусок старого карниза, сохранив бо́льшую часть, но Мэтт давным-давно усвоил для себя, что иногда единственный выход сохранить дерево – полностью вырезать все засохшее.
Байрона разбудил стук молотка, под дверь уже просачивался утренний свет. Не сразу поняв, что происходит, Байрон посмотрел на часы. Половина восьмого. Мэтт уже приступил к работе.
Собаки с надеждой следили за каждым его движением. Он с трудом поднялся, растерянно потер лицо, голову. Птицы за окном, похоже, растратили свой рассветный энтузиазм, и их пение было едва слышно.
– Могли бы и разбудить, – укоризненно прошептал он Мег с Элси. – Ну и как, спрашивается, нам теперь выйти?
В эту ночь он практически не спал: до полуночи бродил по лесу, а когда вернулся в бойлерную, лежал с открытыми глазами, безуспешно пытаясь выработать план действий на ближайшее время. Он подумал было позвонить Джан, но ему не хотелось вторгаться в ее новую жизнь в маленьком уютном домике. И у него по-прежнему не хватало денег на залог за жилье на ферме. Байрон даже засомневался, не поспешил ли он уйти от Мэтта, но понял, что больше не в силах мириться с левыми делами. И вообще, если Мэтт продолжит над ним издеваться, то он, Байрон, вряд ли сможет за себя поручиться, о чем будет потом горько жалеть.
Он снова вспомнил выражение лица Изабеллы, когда она узнала о его прошлом. Удивление, тень сомнения. Надо же, он казался таким милым, таким заурядным. Байрон уже неоднократно сталкивался с этим прежде.
– Господи! – Байрон забился в угол, когда дверь открылась и в бойлерную вошел Тьерри; бежавший рядом щенок с радостным визгом прыгнул Байрону на грудь. – Тсс! Тсс! – Байрон безуспешно пытался заставить щенка замолчать. Наконец он поднял глаза и увидел, что Тьерри балансирует на одной ноге. Байрон моментально выпрямился. – Господи, Тьерри! Ты меня напугал… А как ты узнал, что я здесь?
Тьерри кивнул на Пеппера, который сейчас был занят тем, что обнюхивал свою мать.
– Ты… Ты кому-нибудь говорил? – Байрон вылез из спального мешка и выглянул в дверь.
Тьерри помотал головой.
– Боже мой! А я уж было подумал – это… – Он провел рукой по лицу, пытаясь отдышаться.
Тьерри, казалось, и не подозревал, какой переполох вызвало его появление в бойлерной. Опустившись на колени, он обнял собак, а те принялись лизать ему лицо.
– Я… Я тут решил переночевать пару раз, пока не будет готово мое новое жилье. Пожалуйста, не говори никому. Ладно? Это может показаться… странным. – Байрон вдруг засомневался, что Тьерри его услышал. – Мне не хотелось оставлять Мег и Элси. Ты же меня понимаешь, дружок?
Тьерри кивнул. А потом, сунув руку за пазуху, вытащил маленький квадратный сверток, обернутый белой салфеткой, и протянул Байрону. Развернув салфетку, Байрон обнаружил сэндвич из двух кусков чуть теплых тостов. Затем Тьерри достал из кармана смятую картонную коробку с соком, которую тоже отдал Байрону. После чего Тьерри, снова присев рядом с собаками, принялся почесывать Мег живот.
Последний раз Байрон ел вчера, во время ланча. Он впился зубами в сэндвич, который оказался с маслом и джемом. Затем, тронутый столь неожиданным проявлением доброты, положил Тьерри руку на плечо.
– Спасибо. Спасибо тебе, Ти, – произнес Байрон, и мальчик радостно ухмыльнулся.
– Ты почему задерживаешься? Ты же сказал, что встречаемся в три.
Китти лежала на одеяле на берегу озера, слушала стрекотание сверчков и любовалась безбрежной синевой неба. Время от времени у нее над ухом жужжал шмель, но она даже не пошевелилась, когда шмель сел ей на футболку. Стояла такая жара, что лень было двигаться. А кроме того, ей хотелось немного загореть. В одном женском журнале она прочла, что загорелые ноги смотрятся лучше. В Лондоне их крошечный садик выходил на север, и солнце туда вообще не заглядывало.
– Моя мама ведет себя как-то очень странно, – сказал Энтони.
Китти лениво пожевала травинку:
– Они все странные. У них работа такая.
– Нет. Она… По-моему, между нашими предками реально происходит нечто странное.
Китти выронила травинку и прислушалась. Мама внизу приколачивала плинтус. Стук молотка эхом разносился над озером, нарушая его безмятежное спокойствие. Нет, Китти, пожалуй, предпочла бы, чтобы мама продолжала играть на скрипке.
– В каком смысле странное? – поинтересовалась Китти.
Энтони замялся.
– Только никому ни слова, хорошо? Но, похоже, мой папа сдирает с твоей мамы лишние деньги. Завышает цену.
– Завышает цену? – Китти сощурилась, прикусив прядь волос. – Энт, он же строитель. Мне казалось, они всегда так делают.
– Нет, я хочу сказать, здорово завышает. Речь идет о серьезных деньгах. – Энтони понизил голос. – Я зашел в кабинет сегодня утром и застал там маму. Она проверяла счета за работы в вашем доме. И вид у нее был реально странный…
– А что, вы с папой по-прежнему не разговариваете?
– В данный момент нам с ним не о чем говорить, – спокойно ответила Лора. Она бросила взгляд на копии счетов, выписанных Изабелле Деланси. А один даже взяла в руки. – Кажется, у нас с твоим отцом разные взгляды на то, что такое хорошо и что такое плохо.
– Мама, ты о чем?
Она подняла глаза, и у Энтони вдруг возникло такое чувство, будто она только сейчас его увидела. Она поднялась, отряхнула штаны и постаралась изобразить ослепительную улыбку:
– Знаешь что? Пожалуй, налью себе чая со льдом. Тебе принести?
Энтони говорил очень тихо и торопливо:
– Думаю, она обнаружила, что папа завышает цену. Ведь моя мама очень старомодная. И ей такие вещи не по нутру. А когда она спустилась вниз, я просмотрел парочку счетов. Взять, к примеру, бойлер – зуб даю, он содрал с твоей мамы вдвое больше, чем заплатил сам.
– Ну а разве сюда не входит стоимость работ? – (Ее мать вечно об этом твердила.) – То есть я хочу сказать, похоже, моя мама ничего плохого тут не видит. Она только говорит, что ремонт обходится ей в целое состояние, хотя если посмотреть, что он сделал…
– Ты не понимаешь…
– Но дом ведь буквально разваливается по частям…
Энтони наконец потерял терпение:
– Послушай, Китти, мой папа еще тот говнюк. Делает что хочет, и плевать ему на всех. Он уже много лет мечтает заполучить ваш дом, и сдается мне, именно поэтому он и обдирает твою маму как липку. Чтобы выжить ее из дома.
Китти села, прижав колени к подбородку. Несмотря на удушающую жару, ее вдруг зазнобило.
– Значит, он хотел наш дом?
– Ага. До вашего появления. Он и мама. Но когда вы туда въехали, я решил, что они успокоились. Ведь это всего-навсего дом, так?