Затем – и снова вполне естественно – фонарик скользнул по книгам. Библиотека оказалась тщательно подобранной, без каких-либо отклонений, предпочтений и прочих вольностей… Античные философы в полном составе. Современные философы по ранжиру. «Всемирная библиотека психологии, философии и методологии» – полное собрание без единого пропуска. Классическая психология – первоклассная коллекция. Клиническая психология – великолепная подборка. Внутренние болезни и терапия – вполне достаточно, чтобы открыть свою практику. Судебная психиатрия и психология. Криминалистика… Пожалуй, все. Теперь спальня.
Осторожно ступая с ковра на ковер, словно ребенок, играющий в классики, Эплби дошел до внутренней двери и, затаив дыхание, услышал раздававшееся оттуда ровное посапывание. Он повернул ручку и приоткрыл дверь примерно на полметра, пока не увидел кровать, затем направил луч фонарика на потолок гостиной: его света оказалось достаточно, чтобы хорошо разглядеть Эмпсона. Тот крепко спал и во сне выглядел хрупким и изможденным. Сжатый рот наводил на мысли о болезни. Бледная кожа плотно обтягивала скулы и нижнюю челюсть. Эплби припомнил некоторые заминки, почти заикание в речи Эмпсона. Он также вспомнил, что Эмпсон хромал и ходил, опираясь на трость, даже теперь стоявшую у кровати. Эти два физических недостатка, возможно, указывали на внутреннюю ранимость, а резкие манеры Эмпсона играли роль своего рода защиты, скрывали страдания или даже смертельный недуг. Эплби мысленно вернулся к книжным полкам в гостиной. Главный побудительный мотив личности вроде Эмпсона можно описать как постоянное стремление к власти человека физически ущербного. Он тихонько закрыл дверь, оставив за ней немощного, почти жалкого человека. Его вдруг охватило совершенно противоречащее его профессии чувство стыда за то, что он вторгается в жизнь людей без их ведома: ведь во сне человек так беззащитен. Эплби вернулся на площадку и зашел в апартаменты Титлоу.
На этот раз он не задержался в гостиной для ее осмотра, поскольку хотел как можно быстрее спуститься вниз. Подкравшись на цыпочках к двери спальни, он наклонился и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Даже чрезвычайно острый слух Эплби не смог ничего уловить. Или Титлоу спал очень тихо, или… Эплби резко распахнул дверь. Спальня была пуста. Постельное белье в беспорядке лежало на кровати, а со стула свисала фрачная пара Титлоу. Сам же Титлоу куда-то исчез.
* * *
Сквозь обращенные на восток окна не было видно ни единого проблеска света, так что Эплби не стал выключать фонарик, когда осторожно спускался вниз. Он подождет Титлоу, а пока что взглянет на двух обитателей, живущих на первом этаже. Угрызения совести больше его не мучили: если во сне человек уязвим, то этим надо воспользоваться. Повернувшись вправо у подножия лестницы, он было положил руку на ручку двери Поунолла, как вдруг тотчас отдернул ее. Из-под двери пробивалась тонкая полоска света. Внутри кто-то щелкнул выключателем.
Эплби тут же подумал, что это Титлоу: пока он был у Эмпсона, тот мог проскользнуть вниз к Поуноллу с какой-то своей целью. Голосов Эплби не слышал, только звуки, сопровождавшие какое-то движение. Спал ли Поунолл крепким сном, не ведая о постороннем, как и Эмпсон несколько минут назад? Эплби присел и с неохотой заглянул в замочную скважину. Ничто так не раздражает шпиона, как замочная скважина. Можно рассмотреть кусочек пола, кусочек стены и даже кусочек потолка, однако с боков почти ничего не видно. Чем толще дверь, тем у́же угол зрения, а двери в колледжах славятся своей добротностью и основательностью. Глядя в замочную скважину двери Поунолла, Эплби заметил лишь какое-то движение, но не более того. Ему оставалось или войти, или отступить. Потом его вдруг осенило, что от окон куда больше пользы. Он выскользнул в сад и был вознагражден за свою догадливость. Шторы в комнате Поунолла оказались задернутыми, однако через щелку пробивалась полоска света. Встав на цыпочки, Эплби смог заглянуть внутрь.
По полу двигалось что-то большое и черное, и понадобилось несколько секунд, чтобы отделить этот объект от фона и определить его форму. При внимательном рассмотрении это оказались чьи-то ягодицы, изгиб спины и пятки. Кто-то в смокинге стоял на коленях и медленно ползал по ковру. Вряд ли это был Титлоу, даже если он вдруг почему-то сменил один вечерний костюм на другой. И тут этот «кто-то» повернулся и поднялся на ноги. Им оказался Поунолл собственной персоной.
Даже глядя сквозь тонкую щелку, Эплби поразился, насколько сосредоточенным было лицо Поунолла. Движения его не отличались особой ловкостью, а чистые голубые глаза – быстротой взгляда. Теперь они смотрели холодно, что было заметно даже сквозь щель в шторах, а лоб нахмурился от напряженной работы мысли. Эплби не опасался, что его лицо заметят в оконном проеме. Поунолл не отрываясь смотрел в пол. Затем он на несколько мгновений исчез из поля зрения, вернувшись с каким-то небольшим предметом в руках, после этого снова опустился на пол и принялся сантиметр за сантиметром изучать свой ковер.
Эплби так увлекся этим зрелищем, что чуть было не вскрикнул, внезапно услышав позади себя тихий, вкрадчивый голос:
– А, дорогой господин инспектор! Рановато вы начали! Или же слишком припозднились?
Включив фонарик, Эплби резко обернулся. Перед ним стоял Титлоу в накинутом поверх пижамы потертом, но тем не менее роскошном шелковом халате и глядел на него сверкающими бездонными глазами. В его голосе сквозила ирония, чуть ли не сарказм, о чем говорило обращение «господин инспектор». Однако она сменилась озабоченностью, когда глава Ученого совета добавил:
– Боже мой, милейший, да вы не ранены ли?
В сочившемся из окна скудном свете Эплби представлял собой весьма жалкое зрелище: бледный, измотанный, с окровавленной повязкой на голове и запекшейся кровью на лице. Он сухо признался, что попал в досадную переделку. Титлоу участливо продолжал:
– Если вы закончили свои наблюдения, неугодно ли подняться ко мне? Я только что принес кофе из буфетной в подвале: меня частенько мучает бессонница. Однако вам, смею заметить, нужно кое-что покрепче. А после этого лучше всего отправиться в постель… Идемте же.
Эплби заметил, что за внешним добродушием скрыто нервное возбуждение, та же раздраженность, импульсивность, поразившие его в Титлоу чуть раньше. К тому же Титлоу, столь же крепкий, как Эмпсон или Хэвеленд, обладал куда более сложным и многослойным характером. Его личность представляла собой несколько не очень плотно связанных между собой интеллектуальных и эмоциональных слоев. Однако теперь Титлоу вежливо улыбался, казалось, развеселившись оттого, что застал сыщика в весьма глупой и щекотливой ситуации. Эплби чувствовал себя неловко. Он испытал какое-то дурацкое удовлетворение, что Титлоу не увидел его подглядывавшим в замочную скважину: следить через окно, считал он, куда менее позорно. Инспектор взял себя в руки и ответил:
– С превеликим удовольствием. Однако прошу меня простить, я оставлю вас буквально на минуту.
Вернувшись в вестибюль профессорских апартаментов, он направился прямиком к спальне Хэвеленда, убедился, что тот крепко спит, и тотчас возвратился. Завершив «обход», Эплби последовал наверх за теперь уже вовсю улыбавшимся Титлоу.